— Чего пялишься, извращенец? Это ты меня раздел? Как ты посмел? — сказала я, замотанная в одеяло как древнеегипетская мумия в погребальные холсты.

— Я просто не мог позволить тебе спать в такой неудобной одежде, — развёл он руками «гляньте какой я хороший».

— Ты не имел права!.. И, вообще, что ты там ещё посмел сделать?

— Я? Да не, я ничего… А вот ты, — тут он вновь загадочно ухмыльнулся.

— Чего? — мои глаза выкатились из орбит.

— Эй, малыш, не кипятись и не писай кипятком!

Своей фразой он напомнил мне о том, что очень хочется в туалет. Но правда важнее.

Я еле как взяла себя в руки и рассудительно успокаивающим саму себя тоном прошипела:

— Я не писаю. Окей. Так что, ты говоришь, я сделала?

— Ха! — продолжал он издеваться. — Ты была великолепна!

— В чём? — заорала я, не помня себя, позабыв о внутренней установке на спокойствие. Да я тебя, гадёныш, с подоконника сейчас скину в порыве убийства.

— Во всём, — он утвердительно кивнул и расплылся в довольной улыбке.

— Чёрт, да неужели ты не можешь нормально сказать? — продолжила я взрываться.

— Ты назвала меня чёртом?

— Считай, что это вводное слово. Хотя… нет! Не считай! Не считай! Первое слово съела корова! — вспомнила я детское выражение.

— Я что, в детсаде?

— Ты в дурдоме! — какая я самокритичная.

— Как самокритично…

Он мои мысли читает? Точно извращенец.

С глухим стоном я повалилась на кровать и возжелала умереть. Чтобы в моей кончине обвинили Артёма Охренчика и дали ему пожизненный срок. Пусть зэков лучше изводит в тюрьме.