Пришлось соглашаться, а потом выслушивать, что Манки тоже не понимал моего рвения в удалении тату. И я снова рассказала им душещипательную историю и её последствия.

— Ты — воин, Лена, это твоя судьба — бороться. Вопреки всем невзгодам, — убедительно вещал он.

— Как бороться с проклятием? — не понимала я. Легко говорить, когда у тебя всё тип-топ. А мне и бабушка рассказала, что мой Ампелос несёт в себе опасность.

— Взрослая девочка, а верит всему подряд, — ухмыльнулась Санни. — Я так скажу. Никакое проклятие не возымеет силы, пока ты сама в него поверишь, — она постучала в то место, где предполагала наличие у меня мозга.

— Но ведь я верю.

— В этом и заключается твоя ошибка! Разверь. Поверь во что-то другое.

Они долго пытались уломать меня, но меня было не сломить. Я сразу же направилась в клинику, куда позвонил мастер, отказавший мне в сведении татуировки. Он предупредил, что это недешёвое удовольствие, и я была готова к тратам, понадеявшись на откладываемую стипендию. Там могло хватить на что-то весомое, например, новый ноутбук, или колесо от машины. Но я хотела скопить на путешествие.

Дорогущий профессиональный лазер занимал половину кабинета и внушал доверие. Квалифицированный медик сразу предупредил, что предстоит несколько сеансов, и будет очень больно, ведь по сути это внутренний ожог. А кожа будет приходить в норму в течение двух-трёх дней. Он не обманул, больно было неимоверно, я стискивала зубы и терпела, уверенная на сто процентов, что за своё счастье нужно бороться. А не как предлагали Санни и Манки — нарисовать что-то поверх и верить в лучшее. Каждый воевал по-своему.

Мой спаситель обработал рану, выдал несколько гипотермических пакетов «Снежок» для охлаждения и снабдил рекомендациями по уходу. Следующий визит намечался через месяц.

Обычно бывает жалко отдавать большие деньги, расплачиваясь на кассе, но оплачивая эту процедуру, я с лёгкостью выложила требуемую сумму, и пошла домой счастливая, чувствуя, как с моих плеч сошла гора.

Я написала Артёму, что «шалость удалась» и поведала в сообщениях, что я теперь самый несчастный человек в мире, которого надо кормить мороженым и обнимать. Он вызвался добровольцем, и мы встретились в кафе.

Уже целую неделю по возвращении из медового месяца, коим мы секретно называли поездку в деревню, мы только и делали, что бегали на свидания. Артём пытался подружить меня с Пушистиком и со своей мамой. Честно признаться, даже учитывая мою паническую боязнь собак, с псом семьи Охренчик получалось дружить лучше. Зато его папа был без ума от меня, а мои папы обожали Артёма.