– Нет, если ее не свести. Может мы делом займемся?

Все возбуждение сняло махом.

– Но я не видела ту, что на ухе твоем, когда были похороны.

– Она была там.

– Далер, не было. Я точно помню, – спорю с ним, кажется просыпаясь.

– Ну тогда, быть может, там не было меня? – спрашивает и я резко подрываюсь с криком.

Сажусь в кровати и не могу никак прийти в себя.

У меня паранойя, у меня маниакальное желание верить в то, что просто не может быть.

Тянусь к стакану с водой, но она закончилась.

Встаю и взяв в руки бокал спускаюсь на первый этаж.

Везде включен неяркий свет и тишина.

Набираю воду и проходя назад останавливаюсь напротив дверей в малую гостиную.

Прохожу внутрь и опускаюсь в кресло, где всегда сидел Далер.

Вспоминаю его в нем и внутренности сжимаются от тоски.

– Это когда-нибудь пройдет? – задаю вопрос пустоте.

Подгибаю ноги и сворачиваюсь калачиком, как однажды меня держал он на своих коленях. Тогда я чувствовала себя совсем иначе.

Еще пару минут нежусь в колких воспоминаниях и снова поднимаюсь наверх.

Ставлю стакан на тумбочку и укрывшись, обнимаю его подушку, а после засыпаю.

Рамиль встал удивительно рано. Снова была небольшая температура, но это нормально, потому что болеет он только второй день. Выпили все лекарства, поели, сели играть. Но чертовы мысли то и дело витали там, где, переступив грань попадаешь в психиатрическую лечебницу и мне кажется, что если я скажу о них вслух, то я именно там и окажусь в итоге, до конца дней.

Вот только я действительно не помню той самой родинки.