– Тогда поехали.
– Тогда поехали.
– А твой папа? – спросил я, наблюдая за тем, как она подбежала к моему велосипеду и в ожидании повернулась ко мне.
– А твой папа? – спросил я, наблюдая за тем, как она подбежала к моему велосипеду и в ожидании повернулась ко мне.
– К черту его.
– К черту его.
– Он причинит тебе боль, Хейл, и ты это знаешь. Я не хочу, чтобы он снова сделал что-то плохое.
– Он причинит тебе боль, Хейл, и ты это знаешь. Я не хочу, чтобы он снова сделал что-то плохое.
Я направился к ней, взял руль и взгромоздился на велосипед. Она устроилась сзади, положив руки мне на плечи.
Я направился к ней, взял руль и взгромоздился на велосипед. Она устроилась сзади, положив руки мне на плечи.
– Я не могу остановить его, Биш.
– Я не могу остановить его, Биш.
Может, она и не могла, зато смог я.
Может, она и не могла, зато смог я.
Я сделал это через несколько лет. Он стал моим первым убийством. Я помню, как в панике звонил отцу, сжимая дрожащими руками пистолет. Приехали отец, дядя и Йохан. Я думал, что мне конец. Я совершил убийство в тринадцать лет – на моем месте любой бы так подумал. Но все было иначе. Это являлось частью процесса инициации, и я был единственным, кто начал свой путь в таком возрасте. Мой отец был горд. Все Короли мной гордились.
Голова Мэдисон снова лежит у меня на коленях, и я аккуратно вытаскиваю телефон и наушники. Включив «Whoring Streets» Scars on Broadway, я добавляю песню в наш плейлист, закрываю глаза и каждой клеточкой души и тела погружаюсь в мысли о ней.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Мэдисон, осторожно выходя наружу и закрывая за собой дверь.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Мэдисон, осторожно выходя наружу и закрывая за собой дверь.
Она достаточно умна, чтобы быть со мной осторожной. Я сажусь на одну из мраморных ступенек и смотрю прямо на нее, в то время как ее глаза прикованы к моей машине.