Андрей на неё даже не смотрит, горестно тянется ручками к отцу. Как только тот берет сына на руки, малыш утыкается ему в шею, крепко схватившись, и начинает громко рыдать. Навзрыд.

– Эй, ну хорош. Ну все, больше разбивать нечего, – он в затруднении, не знает, как реагировать. – Я сильнее расстроился.

У меня сердце разрывается, но Андрей знал, что нельзя лезть. И все равно полез! Границы дозволенного проверить вышло просто отвратительно. Гордей успокаивающе гладит сына по спине. Прижимает крепко. Отходит к окну. Так стоят некоторое время.

– Вон смотри, какая погода хорошая. Самолёт летит.

– Где? – тут же отзывается сын. Дёргается. Оборачивается.

– Вон. Не видишь, что ли?

– Неть, – заинтересованно разглядывает небо. Он уже действительно болтает!

– Ну правильно, улетел уже, пока ты тут ныл.

Андрей снова начинает кукситься.

– Хочешь, опять пойдём гулять? Заодно будем самолёты считать.

– Да, – неуверенно откликается сынок.

– Пошли, ты позавтракаешь, – обращается уже ко мне, и я чувствую тёплую руку на талии. Гордей прижимает к себе. Обнимает нас с Андрюшей одновременно. – И погнали гулять.

Сбоку раздаётся громкий лай. Двухцветный пушистик снова у ног хозяина.

– Ой, да без тебя-то куда, – отмахивается от пса, – иди поводок готовь.

Чарли два раза повторять не надо. Он тут же срывается с места.

– Ты слишком к нему мягок, – бросаю словно между делом, когда мы уже вышли на улицу. – Он знал, что туда нельзя лезть. И вообще заходить в твой кабинет.

– Я сам дверь не закрыл. И мы договорились, что он больше не будет.

– Ну-ну. Ты себя слышишь? Ребёнку почти три года. Ты в принципе сейчас не сильно отличаешься. Договорился он… – бурчу, да. Потому что мне кажется, что Андрей из Гордея верёвки вьёт. Нет, ну надо же! Как можно было даже додуматься лезть по стеллажу вверх?! Это же не турник!

– Зато видишь, как он с чёрной кошкой теперь осторожно обращается.

– Поверить не могу, что ты его защищаешь. Я думала, ты весь дом в щепки разнесёшь.