— О, мое бабье царство не спит, — улыбаясь произносит папа. Понимаю, что пьян, но то, что смотрит на меня по-доброму не может не радовать. — Надо спать, девочки, а то мор. мор…морщины раньше времени облепят. Ксюша, — папа отстраняется от Сережи и достает телефон. — Сегодня очень много праздников. Например, крещение Руси, всемирный день борьбы с гепатитом, день молочного шоколада, день победы над фашизмом в Сан… в Сан-Марино, канун дня святого Олофа.

— Олафа, — встревает Сережа, заглядывая в папин телефон.

— Да. Олафа. День независимости в Перу. А также день памяти жерств депортации франко-мукадцев.

— Жертв и франко-акадцев, — чуть откашлявшись снова исправляет Сережа.

— Ну пусть будет акацев. А также день рождения короля Тайланда и день Кирики-мокро….мокро. мокродырки, — последнее слово папа произносит не сдерживая смеха. Он тупо закашливается от неудержимого веселья. — Мокродырки, охренеть.

— Кирики — мокродырики. Здесь буква «о», — Сережа тычет пальцем в экран папиного телефона, а мы все стоим как будто на нас вылили ушат ледяной воды. Даже у Ани нет слов.

— Ну хорошо, хорошо. День Кирики-мокродырики. Короче вот это вот все в праздниках сегодня. И еще очень важный день сегодня. Знаешь какой, Ксюша?

— День люля-кебаб из Сереженины?

— Нет, — улыбаясь уверенно произносит папа. — Сегодня день загадывания желаний. В общем до хрена праздников. А что я обещал тебе сто лет назад делать по праздникам? Пральна, говорить, что я тебя люблю. Короче, — убирает с третьей попытки телефон в карман брюк. — Я тебя люблю, Ксюша, — тянется к маме, притягивая ее к себе. — Пойдем спать. Очень-очень хочу спать.

— Вот теперь точно всем спокойной ночи, — усмехаясь бросает Аня, вставая с дивана.

Перевожу взгляд на Сережу, как только мама мне подмигнула и повела папу к лестнице.

— Ну я же говорил, что все будет хорошо, — разводит руки в стороны, улыбаясь в тридцать два зуба. — Но я тоже очень-очень хочу спать, Полька.

Понимаю, что поводов для радости от того, что они напились — нет. Но почему-то я все равно испытываю огромное облегчение. Меня даже не злит не совсем вменяемое состояние Сережи и его ужасная походка. Теперь мы поменялись местами. Я его раздеваю и укладываю спать, что если честно — дико сложно. Он тяжелый и не очень-то послушный.

— А трусы? — приподняв голову, интересуется Алмазов, прищурив один глаз. — Я же сплю без трусов, ты же знаешь. Резинка жмет.

— Сегодня будешь спать в них.

— Снимай давай.

— Сережа…

— Снимай, — настойчиво и вполне уверенно произносит он. Ай, ладно, сюда сейчас уж точно никто не войдет, дверь в этот раз на замке. Стягиваю с него трусы, быстренько выключаю свет и тут же плюхаюсь рядом на кровать.