– Ты останешься? – повторила она, словно я была сумасшедшей.

– Именно. – Ярость проникла в сердце и прожгла дыру в груди, пока я шагала по коридору. Даже не успев понять, что делаю, я застыла перед дверью в комнату Нико. – Кстати, – я повернулась к женщине, прежде чем открыть дверь в спальню жениха, – у тебя шампунь почти закончился. Купишь еще, ладно?

Она покраснела от злости, ну а я переступила порог комнаты и захлопнула за собой дверь.

* * *

Пару минут я не шевелилась, прислонившись к двери и уставившись в стену. Грудь сдавило. Никогда прежде я не чувствовала себя такой взбешенной. Я бывала очень недовольной из-за того, что папа́ жестко разбирался с членами семьи, если те совершали какие-то проступки, но дело никогда не доходило до ненависти. Это чувство выжигало горьким, острым пламенем. Глаза заслезились, и я заморгала, чтобы не заплакать. Я не стану рыдать по поводу Николаса Руссо.

Я сызмальства готовилась к подобной участи. Врала себе и молилась, что, когда время придет, я поверю в ложь, – и мне не нужны ни любовь, ни верность.

Я построила вокруг себя столько стен. А Николас каким-то образом все разрушил за рекордно короткий срок.

Мне хотелось повернуть время вспять и не заходить в комнату Нико накануне. Еще совсем недавно память о его руках была теплым, приятным чувством. А теперь все превратилось в грязь, от которой я никогда не отмоюсь.

Судя по демонстративному грохоту и звону сковородок, с Изабель мы явно не подружились. Только сейчас я поняла, что сегодня понедельник, а значит, должна была прийти повар.

Нико говорил, что Изабель бывает здесь по понедельникам и четвергам. А потом упомянул, что она убирается в доме, что либо являлось эвфемизмом к «а еще мы трахаемся», либо она оказалась худшей горничной на свете. Я обвела взглядом бардак в комнате Нико, отрешенно отметив останки разбитой лампы.

С тех пор как мы встретились, я играла в несерьезные игры и попадала в неловкие ситуации. Теперь, например, я стояла в комнате Нико, завернутая в полотенце, чисто для того, чтобы побесить его любовницу. С досады я приложилась головой о дверь. Из-за жениха я совершала глупые поступки, что сильно изводило меня.

Я вышла наружу, направилась в свою комнату и надела лучшее макси-платье. Красивый наряд всегда повышал настроение, хотя в этот момент, похоже, не особо помог.

Я накрасилась, слушая, как Изабель грохочет на кухне, пока от недовольного Луки не донеслось:

– Боже, женщина, заткнись!

Позже я спустилась по лестнице и с облегчением обнаружила и кухню, и гостиную пустыми. Мне больше не хотелось быть грубой, это выматывало.