– Твой папа́ сказал, что ты не годишься для брака. Я не выбирал между вами.

Я задумалась, и мне стало легче. Повернувшись, я встретилась с ним глазами. Наверное, Нико хотел отыметь меня до полного подчинения и с трудом сдерживался. По коже пробежали мурашки.

Я потеребила край футболки.

– Я хочу свою свадьбу, Нико.

Грубая ладонь коснулась моего лица.

– И она будет твоей. Но Еленой Руссо ты станешь сегодня – и ни днем позже.

Прижавшись щекой к его ладони, я прошептала:

– Елена Руссо. – На вкус вышло как надежда и счастье. Но, когда слова растаяли в воздухе, я ощутила горечь разбитого сердца.

* * *

Автомобильные сигналы, чья-то громкая ругань с таксистом и суета на проспекте Гранд-Конкурс в Бронксе превратились в белый шум, гудящий в ушах. С бьющимся в горле сердцем я шла к зданию Верховного суда. Добравшись до дверей, я развернулась. Нико с тихим смешком перегнал меня, схватил за потную ладонь и потянул за собой. От меня не укрылось, как Лука закатил глаза. Он был нашим свидетелем, хотя я бы предпочла бездомного, который попался нам за пару улиц отсюда.

Долго ждать не пришлось. Девушка-регистратор с шиньоном цвета блонд отвела нас в нужный зал. Судя по тревоге в ее глазах, служащая явно понимала, кто мы такие. Мне стало интересно, сколько Нико отвалил администрации Нью-Йорка, чтобы урвать регистрацию брака в самый загруженный час рабочего дня. А может, он ни цента не заплатил. Он ведь король Коза ностра.

Всю церемонию от начала до конца я отсчитывала в быстрых ударах собственного сердца. Запомнила булькающую речь судьи, холодный пот на теле и Нико. Его присутствие рядом со мной и легкий аромат его парфюма были уже столь привычны, что пробивались через колотящуюся мантру пульса.

– Да. – Это слово было сказано доном, но в глазах Нико прямо-таки плескался теплый ванильный виски. А потом Николас пообещал любить, уважать, беречь, защищать и ценить только меня – его жену. И ему почти можно было поверить.

После того как я повторила клятву, пришла пора обмена кольцами. Я посмотрела на безделушку на своей левой руке. Колечко оказалось гораздо дешевле чем то, которое принадлежало матери Николаса. В помещении воцарилась неловкая тишина. Судья прокашлялся. Лука посмотрел на часы.

Памятный сувенир красовался на среднем пальце, но Нико, похоже, собирался воротить нос, пока я вообще его куда-нибудь не уберу, в итоге я сняла его и нацепила на правую руку. Вторя словам судьи, Нико надел на мой палец кольцо Катерины.

«Он любил маму». Мозг вцепился в эту мысль, принялся крутить, вертеть и выжигать на моей коже.