Я киваю, поднося к губам собственный стакан с газировкой.

– Ага. За ту, которую я написала для Далилы, – подтверждаю я, прежде чем сделать глоток.

– Это невероятно. Черт возьми, Уэллси. Поздравляю.

– Спасибо. – Я очень довольна собой, когда его бутылка чокается с моим бокалом в ликующем салюте.

– Я серьезно. Я так горжусь тобой. – Его серебристые глаза ярко сияют. – Я знаю, как усердно ты работаешь. И это окупается. Серьезно. – Он притягивает меня в объятия. – Ты заслуживаешь это, детка.

«Вот он, момент, – подталкивает внутренний голос. – Скажи ему сейчас».

Я должна. Я действительно должна. Но в первый раз за много лет я вижу его действительно расслабленным. Никакого напряжения в плечах. Радость в глазах. В тот момент, когда я скажу ему, что беременна, эта легкость исчезнет. Это заставит нас провести дни и недели в сложных разговорах, чего в данный момент мне совсем не хочется.

Так что я прикусываю язык, и мы садимся за ужин. Может быть, я трусиха. Наверное, так и есть. Но я не хочу разрушать то, что представляет собой краткий и совершенный момент. В последнее время у нас их так мало.

Мы даже не успеваем покончить с десертом, а Гаррет уже хватает меня за руку. Касается меня, пока я достаю ложки из ящика, чтобы мы могли разделить огромный кусок торта с шоколадным муссом, который я взяла в своей любимой кондитерской. Но Гаррета не интересует торт, когда он задирает мою рубашку, чтобы сжать мою грудь, я неудержимо дрожу и тоже забываю о торте.

Внезапно мы неуклюже перемещаемся в гостиную, потому что она ближе, чем спальня. Спотыкаясь о падающую на пол одежду. Мы следуем ее примеру, падая на ковер. Голые и целующиеся взасос.

– Боже, я люблю тебя, – ворчит он, впиваясь зубами в мое плечо.

Этот легкий укус заставляет меня застонать. Я сжимаю его голую задницу и приподнимаю бедра, чтобы прижаться к его напряженной эрекции. Снова оказаться в его руках, пусть даже всего через пару дней после его отъезда, напоминает, как же мне это нравится. Грубая химия между нами. Как же сильно я люблю его.

Дрожь возвращается, когда он начинает целовать мои груди. Матерь божья, мои сиськи – гиперчувствительны, перед глазами все плывет.

И после нескольких недель, в которые Гаррет не замечал мои постоянные походы в туалет и благоприобретенную тошноту от запаха яиц, он замечает кое-что именно в этот момент: мои набухшие, нежные груди.

– Боже, у тебя такие полные сиськи, – бормочет он, зажимая их обеими ладонями. – У тебя скоро месячные?

Я едва не разражаюсь смехом.

«Сделай это сейчас, – приказываю я себе. – Признайся ему».