— Проходи. Но в кабинет, — толкнул ногой дверь, пропуская понурого Лазаря.
Мартынов уже распаковывал привезенные пакеты с едой, включив телевизор на кухне как можно громче. Видимо знал, что Лазарев его притащил сюда не плюшками баловаться.
— Давай… Рассказывай. — Я закурил, открыв балконную дверь. Морозный воздух ворвался в душное помещение, проветривая голову. Свежие мысли мне сейчас пригодятся.
— Я не знаю, зачем пришел. Мог бы и не приходить, потому что ты мне никто. — Лазарев закурил и вышел на балкон, прислонив голову к покрывшемуся морозным узором стеклу. Стоял, всматриваясь в пасмурное, с некоторыми проплешинами ясности, небо, пожевывая губами фильтр. Он гонял сигарету из одного уголка губ в другой, напряженно о чем-то думая. На лице не дрогнул ни один мускул, даже его фирменная полуулыбка сейчас больше походила на оскал.
— И я не знаю, зачем ты пришел. Если честно, то и не ждал тебя сегодня.
— Я нашел его в бойцовском клубе. Встретил совершенно случайно за кулисами, когда шел искать приглянувшуюся танцовщицу. Он стоял в туалете, смывая с лица кровь. Было видно, что у него переломаны ребра, но он продолжал драться, изматывая соперника быстрыми перемещениями по рингу. Он был другим. Когда я влился к Моисею, то попал в среду настоящих бандюг. Они говорили на «мате», считая это нормой. Это было стадо, которому выдали оружие. А Динаров был таким спокойным, рассудительным. Да, что я тебе рассказываю. Ты и сам уже все знаешь. Порой мне кажется, что если тебя попросить, то ты выдашь обо мне такую тайну, что я сам буду не в курсе. И страшно. Даже мне страшно! Что ты знаешь? Нет, чего ты еще не знаешь? Ты всеми нами играешь. Смотришь, как мы врем, утаиваем. А ты смеешься, потому что все знаешь. Кто ты? — Серега распахнул створку окна и вытащил голову, сделать несколько вдохов. — Расскажи мне, Скала. Где та грань между Скалой и Призраком? Как ты живешь, ходя по тонкой ниточке? Самому не страшно?
— Страшно. Но давай я поплачу на твоем плече о собственных страхах чуть позже? Говори?
— Что? — резко спросил Лазарь, затушив сигарету, и обернулся, сверкнув взглядом карих глаз.
— Спрашиваю еще раз, зачем пришел?
— Мириться.
— А я с тобой и не ругался.
— Боже упаси! — лицо чуть смягчилось, а губы дрогнули в подобии улыбки. — Хочу, чтобы в моей голове было ровно столько отверстий, сколько Бог выделил на раздаче.
— Хм… Верующий? — с кухни стал доноситься смех, смешанный с характерным для спортивного канала громким звуком.
— Когда заканчивается вера в человека, начинается вера в Бога! — Лазарев нахмурился, с интересом выглядывая в неприкрытую дверь.