— Хватит философии. В Бога я тоже верю тогда, когда задница горит, поэтому можешь говорить коротко и честно.

— Я не думал, что ты окажешься прав! Сука! До последнего не верил! — Лазарев в два шага пересек кабинет, застыв в паре сантиметров от меня. Он поднял руки, намереваясь схватить за ворот футболки, но замер. — Ты думаешь, мне не противно? Ты думаешь, я не понимаю, что если и сложу голову где-нибудь в поле, как Кирилл и другие, то за дело? Всё я понимаю.

— Тогда, тем более, чего пришел? Ты же смирился со своей виной и даже уже принял участь.

— А то, что не привык опускать голову. Я буду до последнего карабкаться, слышишь? Пришел сказать, что не сдамся просто так. Я Моисею многим обязан, он достал меня из такой глубокой ямы, что до конца жизни не отмолю. А к тебе пришел сказать, что если дашь еще один шанс, то пойду с тобой. Это Корней, да?

— Лазарь, я не хожу на дело с теми, кто уже однажды проштрафился. Не готов я сейчас сдохнуть.

— Ты же знаешь, что я не подведу!

— Нет, Серег, я уже давно не верю людям. И тебе я тоже больше не верю. Но наказывать я тебя не намерен. Как ни странно, но ты мне еще пригодишься.

— Ну… Мальчики? Мы завтракать будем? — в кабинет заглянула Янка. — Очень есть хочется!

— О! Кролик? Ты как заползла в эту норку? Тебе папа не говорил, что с волками нельзя дружить? — Лазарев рассмеялся, его лицо расправилось.

— Папа еще говорил, чтобы я тебе тоже особо не доверяла! — Янка высунула язык и убежала.

— Видишь, даже ребенок понимает, что с тобой нельзя идти в разведку!

— Я подозреваю, что это влияние «скальных волков». — Лазарь неуверенно протянул мне руку. — Но я готов поработать над собственной репутацией.

— Посмотрим…

— Ну? И чаем напоишь? — Лазарев опередил меня, вбегая в кухню.

— Сереженька, ты разве не знаешь, что в этом доме водится только кофе? Причем минимум двадцати сортов! — Янка распахнула шкаф, продемонстрировав одинаковые жестяные короба с зернами.

— Не нравится, не пейте. К тому же, я не особо настаиваю, да и в гости никого не звал. Да, Мажор?

Илья развалился на стуле, неотрывно наблюдая за происходящим на экране телевизора. Он, как обычно, был одет с иголочки: белые джинсы, голубая джинсовая рубашка и оранжевые носки.

— Нет, ну точно Мажор! — пнул по ногам, проходя мимо.

— Э… Сам меня отучал выделяться. Вот я и эпатирую втихую, так сказать. Мне хорошо, а вам весело! — Мара задрал ноги, шевеля пальцами.

— Придурок! — я машинально стукнул рукой по месту, где обычно стояла кофемашина, но ладонь звонко шлепнула о каменную стойку.