Мы с Финном выходим из дому и движемся по Девяносто шестой улице по направлению к Ист-Ривер. На нас маски, и мы стараемся держаться подальше от людей, потому что, несмотря на свое бунтарство, Финн все равно слишком правильный, чтобы рисковать здоровьем посторонних. Мы проходим мимо парочки ширяющихся наркоманов и женщины с коляской. Трава на газонах сочная и зеленая, а цветы тянут свои бутоны к солнцу.
Начало лета – лучшее время на Манхэттене. Повсюду идут импровизированные музыкальные выступления – какие-то парни играют на пятигаллоновых контейнерах, как на барабанах, кто-то танцует хип-хоп, бросая вызов гравитации; бизнесмены едят шаурму во время коротких перерывов на ланч; маленькие девочки в белых лакированных туфельках сжимают Барби. Таксисты машут руками, а не кричат, призывая новых клиентов, цветут лилейники, собачники выгуливают своих питомцев. Теперь же люди передвигаются по улицам словно бы украдкой, осторожными кучками. Никто нигде надолго не задерживается. На тех немногих людей, кто носят маски на подбородке, остальные смотрят косо. Нью-Йорк стал более компактным и менее многолюдным, как будто половина населения куда-то испарилась, и я размышляю, будет ли теперь так всегда.
Станет ли это новой нормой.
– Как думаешь, мы когда-нибудь вернемся к доковидным временам? – спрашиваю я Финна.
Он поднимает на меня глаза.
– Не знаю, – задумчиво отвечает Финн. – Когда прежде я разговаривал с пациентами перед операцией, они всегда спрашивали, смогут ли они и после нее вести привычный образ жизни. Вообще-то, да, но шрам остается у них навсегда. Даже если не на теле, то где-то в подсознании – новое понимание того, что они вовсе не так непобедимы, как им казалось. Думаю, это меняет людей.
Наконец мы доходим до парка Карла Шурца – одного из моих любимых. Кажется, что здесь, среди деревьев, зеленых бархатных садов и двух рядов каменных ступеней, должна начаться сказка. В парке даже есть детская площадка с бронзовой статуей Питеру Пэну.
Мы садимся на скамейку напротив статуи.
– Ты прав. Выбраться из квартиры было хорошей идеей. – Я легонько толкаю Финна плечом. – Спасибо за заботу.
– Всегда рад помочь, – отзывается он.
Я делаю глубокий вдох через маску.
– Я люблю этот парк, – выдыхаю я.
Финн откидывается назад, подставляя лицо солнцу и засунув руки в карманы куртки. Если бы не пандемия, день можно было бы назвать идеальным.
Когда я наконец понимаю, что Финн не просто так засунул руки в карманы, на его колене балансирует маленькая коробочка для кольца.
– Я знаю, что сейчас не самое подходящее время, – начинает Финн, – но чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю… Я чуть не потерял тебя. А сейчас, после того как твоя мама… каждый день на счету. Не важно, если мир не вернется на круги своя, потому что я не хочу возвращаться назад. Я хочу идти вперед. Вместе с тобой. Я хочу детей. Хочу, чтобы мы привели их в этот парк покататься на качелях. Я хочу собаку, большой дом и все то, о чем мы мечтали все эти годы. – Финн опускается на одно колено. – Ты выйдешь за меня? – спрашивает он. – Мы справились с нашей «в болезни», а как насчет «в здравии»?