И всё же моё настроение ни в какую не хотело подниматься. Я смотрела на Царёва — восходящую звезду топхолостяков Москвы. Подробности его истории уже смакуют в прессе, даже не трудясь приукрасить — ведь жизнь лучший сценарист и переплюнуть её ещё ни одному журналисту не удавалось. Я вижу, как на него смотрят девушки, как кокетничают с ним, и, сколько бы я себя ни обманывала — я дико ревновала, пытаясь выяснить, есть ли среди приглашённых эта засранка Элис.

Праздник близился к завершению, и мне в конце концов надоело терзать своё сердце ревностью. На Тимура всегда будут смотреть другие женщины. Всегда и везде найдутся такие девицы, которых не остановит ни кольцо на пальце, ни куча детей у такого богатенького Буратино, нереально сексуального в придачу.

Помпезно украшенный банкетный зал теплохода, потрясающая атмосфера праздника, снующее между застеленных белым столов веселье, официально представленный всем влиятельным друзьям Бориса внук… всё это только расстраивало меня, заставляя чувствовать себя собакой на сене. Я и хочу быть рядом с ним, и боюсь этого одновременно…

Поэтому я решила выйти наружу и немного подышать свежим влажным воздухом у бортика.

— Тимур не способен на предательство… он лучше многих знает, как это больно… — бормотала я, потому что душу разрывало от сомнений.

Моё волнение нарастало с каждой минутой, каждая клеточка во мне была напряжена, словно отчитывала последние минуты до того, как Тимур пригласит меня на сцену и торжественно всучит бриллиантовый булыжник, словно тяжёлый амбарный замок, на мою свободу, а ключ выбросит за борт.

— Малышка… ты не представляешь, как невыносимо смотреть на тебя и не иметь возможности подойти… — услышала я голос Тимура… который обращался не ко мне.

Сделав ещё один шаг, я успела увидеть только его широкую спину и рыжую копну волос какой-то стервы, выглядывающей из-за его плеча.

Зажав рот ладонью, чувствуя, как она тут же начала мокнуть от сорвавшихся рек слёз, отшатнувшись назад, я стремительно развернулась и, задевая всё на своём пути, понеслась к корме теплохода. В ушах звенело так, что, казалось мне, сейчас выдавит перепонки, всё вокруг заволокло туманом. В душе крушились зеркала. Зеркала прошлого, где каждая секунда с Тимуром была невероятной. Зеркала с будущим, где я видела наше семейное счастье. Дурно стало до полного опорожнения желудка за борт…

«Я ведь только на секундочку поверила ему… и мне не больно… не очень больно», — уговаривала я себя, тихо воя и подсаливая воду Москва-реки.

Мысли скакали лихорадочно после череды бешено разворачивающихся событий за последнее время, это было практически фатально для моей хрупкой и тонкой душевной организации. Но, как всегда, меня спасал заложенный в меня уникальный генофонд.