Наблюдая за далеким кораблем, я вдруг улыбаюсь морю – словно в последний раз. И слышу, как оно вздыхает. Даже если и так, эти недели были самыми лучшими в моей жизни. Я сумасшедшая. Но я с самого начала полюбила его тьму. Мои плечи расслабляются, на обветренных губах продолжает играть улыбка. Мне вдруг становится спокойно. Пусть будет так, как будет. Если он хочет меня убить – пусть убьет. Я не в силах сопротивляться.
– Я люблю тебя. – Мой голос звучит звонко, словно хрустальный весенний ручей. Ни капли сожаления. Ни намека на горе. – Я тебя очень люблю, волчонок. Наверное, буду любить тебя вечно.
Несколько секунд тянутся бесконечно. И я закрываю глаза, чуть запрокинув голову. Мои руки будут как крылья, а душа станет морской пеной. Матвей обнимает меня со спины за плечи, сцепив пальцы одной руки на запястье второй.
– Я тоже тебя люблю, – говорит он дрожащим голосом. – Очень сильно, принцесса.
И я понимаю, что он впервые говорит о любви, а не о том, что без ума от меня.
Мне хочется плакать. Не знаю, что за блажь на меня нашла. И откуда вообще взялись злые мысли о том, что этот человек хочет мне навредить. Глупая, какая же я глупая… Почему я вообще о нем смею так думать?
Матвей разворачивает меня к себе, целует в губы, греет пальцы горячим дыханием и ведет обратно к машине, поняв, что я слишком сильно замерзла. В машине намного теплее, но мне кажется, будто я продрогла до костей. У Матвея красные глаза, будто заплаканные. И бледная кожа в темноте кажется мраморной.
– Что случилось? – ошарашенно спрашиваю я, забыв о холоде.
– Ничего.
– А глаза?..
– Покраснели от ветра, – отмахивается он, включая зажигание.
– Я тебя люблю, – на всякий случай повторяю я тихо.
Пусть он лучше услышит это еще тысячу, миллион раз, чем не услышит никогда. На слова любви нельзя скупиться. Их нужно произносить.
Слова любви – самое сильное заклятие.
– Знаю, – отвечает Матвей.
Его пальцы, лежащие на руле, подрагивают. Я не понимаю, в чем дело, а когда смотрю в его лицо, он слабо улыбается. Ничего волчьего в его взгляде нет только такая усталость и тоска, что я вдруг четко осознаю, как хрупок внутри этот человек на самом деле. Он окружил себя тысячами барьеров из твердых горных пород, окутал бесконечной притягательной тьмой, чтобы не сломаться, чтобы не рассыпаться в пепел. И я чувствую, что хочу защитить его от всех невзгод и бед, которые на него сыплются.
В этом бесконечном мраке я вижу свет. Я изначально видела его, но не понимала этого и думала, будто меня манит тьма. Мои ледяные от ветра пальцы оказываются на его чуть колючей щеке, которая буквально пылает от жара.