– Что же делать? – сам себя спрашивает художник.
Он не чувствует удовлетворения от картины. Только лишь нарастающее беспокойство. Что же еще не так, кроме игры света и теней? Что же не так?
Его мысли прерывает телефонный звонок.
– Я привез его, – слышит Габриэль мужской голос.
– Спасибо, Константин. Расположи нашего гостя в особой комнате.
– Сделаю, – отвечает водитель Матвея, прекрасно понимая, о чем идет речь.
И добавляет:
– Вместе с ним девушка, его бывшая подружка. Вам понравится. Красивая.
– Замечательно. Ее – в подвал. Пусть отдыхает с остальными. Где Стас? – любопытствует Габриэль, не отрывая взгляда от картины. Беспокойство нарастает все больше.
– Едет, скоро будет. Ангелина сбежала от него, но он ее нашел.
– Шустрая девочка, – смеется Габриэль. – Что ж, следи за гостем и дай мне знать, когда он придет в себя. Пора расставить точки над «и».
Он отключается и снова смотрит на картину.
Внезапно художнику становится понятно, в чем дело. Что ему так не нравится, что беспокоит.
Мертвая девушка на холсте открыла глаза и следит за ним. Ее глаза как у пластиковой игрушки – белые и пустые, без радужки, с одним только черным зрачком. Он двигается туда-сюда, будто маятник.
Габриэль хмурится, берет кисть и черную краску. И начинает методично закрашивать ей глаза. Два черных круга на безжизненном лице. Она больше не посмеет за ним следить. Ни одна из его картин не посмеет этого делать.
Габриэль окунает палец в черную гуашь, высовывает язык и проводит по нему, оставляя черную полосу. А затем покидает мастерскую. Однако вновь останавливается у лестницы, под которой находятся стеллажи, и берет фотографию в деревянной рамке, на которой изображены мальчик и девочка.
Габриэль вытаскивает снимок из-под стекла – оказывается, он сложен вдвое. Его тонкие, аристократические пальцы разгибают фото, и видно, что на нем запечатлены не двое детей, а трое. Мальчик лет двенадцати и две абсолютно одинаковые девочки. Близняшки. Одну из них мальчик обнимает за плечо, и она улыбается. Другая сидит поодаль, и лицо ее хмурое.
Габриэль смеется.
* * *
Матвей приходит в себя с тихим стоном и открывает глаза, чувствуя, как разрывается от боли голова. По телу разлита слабость. Во рту горчит. Мысли путаются. Он обездвижен – сидит на железном стуле с заведенными назад и связанными руками. Ноги тоже связаны. И все, что он может, – поворачивать голову.