Сначала ей хотелось ответить твердое «Нет», но потом она вспомнила Зайкина.

– Вообще-то, да. Один раз.

* * *

На второй день второго первого курса Карина проснулась в хорошем настроении. Новая попытка, новые люди, новая она. Все, казалось, налаживалось.

Девушка долго наряжалась, выбирала платье поскромнее, чем вчера, но не настолько, чтобы казаться обыденным. Он ведь предупредил, что сегодня тоже будет повод для праздника.

– Ты теперь всегда в универ, как на панель ходить будешь? – язвил отец, оглядывая снизу вверх ее сегодняшний образ.

Белый сарафан с металлическими пуговицами доходил только до груди, сжимая талию и облепляя бедра. Под ним вплотную на тело девушка натянула красную водолазку. Ноги обула в бежевые лодочки с острым носом. Колготки опять были в мелкую сеточку телесного цвета.

– Ну, не в то тряпье же одеваться, которые вы носите, – дерзила Карина.

Он цокнул, но молча ушел на кухню, а девушка через несколько секунд громко хлопнула дверью, не сдержав злости. Настроение улетучилось как эфир. Ветер и морось добивали остатки.

Зайкин ждал ее в холле в красном смокинге, с тортом в форме сердца, в центре которого вместо вишенки стояло ребром кольцо с бриллиантом. Увидев Карину, он медленно опустился на колено под торжественную музыку из телефона, который валялся на полу рядом, и произнес:

– Я вчера так и не узнал твоего имени, но выходи за меня.

Она никогда такого шока не испытывала и стушевалась. Карие глаза забегали по кругу в панике. Сердце резко вышло из привычного ритма и застучало в утроенном режиме. Несколько десятков пар любопытных глаз студентов испепеляло ее. На мгновение даже показалось, что цвет ее кожи слился с его костюмом от жара стыда. Кто-то хихикал, кто-то отпускал шуточки, но все смотрели с насмешливым недоумением. Только синие глаза впивались в нее искренним восхищением.

– Давай, Ермакова, этот клоун твой последний шанс удачно выйти замуж, – послышался из коридора знакомый голос, некогда любимый, а теперь звучащий, как скрип ножа по стеклу.

Трунов, весь в белом, вышел вперед из-за спин хихикающих однокурсниц. Те смотрели на Карину как на обезьянку в заезжем цирке. Хвойные глаза колко щурились.

– А ты, видимо, ее предпоследний? – повернулся к нему Зайкин. – Благодарю за то, что она им не воспользовалась.

Трунов расширил ноздри на вдох и выдохнул медленно, тихо, как хищник в засаде. Зайкин лыбился. Девушка застыла на месте, пытаясь в уме воображать себя стеклянной статуей, и выдавила через паузу:

– Я и этим не собираюсь пользоваться.

Сжимаясь изнутри, чтобы не сломаться под напором всеобщего внимания, Карина прошла мимо Зайкина и Трунова. Каблуки подкашивали ноги. Сердце разбухало каждую секунду до размеров грудной клетки и сдувалось обратно. Ударная волна расшатывала нервы. И все под кожей противно зудело. Душевные кошки работали, как конвейер по производству боли. «Точно не на второй день знакомства», – докончила она мысль.