– Извини, меня ждут.

Она пошла навстречу, обойдя Трунова за полметра. Видеть его больше не хотела, поэтому не сводила глаз с нового любовника. Тот напрягся и поглядывал на оставшегося позади парня с опаской.

– Какие-то проблемы?

– Нет, просто бывший, – Карина постаралась беззаботно улыбнуться.

Он кивнул, и они вернулись в зал.

После спектакля Жерар повел ее в бар неподалеку, где угощал легким салатом и тяжелыми коктейлями. Много рассказывал об Алжире, откуда был родом, как его семья переехала в Париж, почему оказался в России. Девушка слушала почти внимательно, а сама думала о другом. Не о Трунове. Про него забыла еще в театре во время спектакля. После сегодняшнего разговора стало проще, как будто все точки над «i» заняли свои места. Она размышляла о разном, но во все стройные потоки мыслей вбивались синие глаза и устраивали хаос. Не только в голове.

– Интересный спектакль, – вклинился в ее сознание Жерар после небольшой паузы.

Он давно закончил рассказ о себе, а Карина даже не заметила.

– Мне кажется, мы все оборотни, – черный взгляд казался отвлеченным и пустым, хотя мужчина думал. – При других мы одни, наедине – другие. Меняем шкуры по много раз в день. При этом каждый хочет найти человека, с которым можно быть наедине как с собой.

– Почему? – пришлось ей спросить приличия ради, все-таки они сидели за одним столом. – Я не хочу. Мне и себя наедине хватает. Зачем вообще быть с кем-то наедине как с собой?

Он посмеялся и посмотрел на девушку, склонив голову. Рука с вилкой нависла над тарелкой.

– Люди не любят одиночества.

– Я люблю, – Карина пожала плечами и глотнула вина.

Она не то, чтобы глубоко задумывалась над собственным одиночеством, потому считала, что оно ее не тревожит. Скорее, присутствие других ее всегда напрягало, заставляло себя стыдиться. Хотя все внутренние кошки просыпались именно в уединении, как по будильнику.

– Так не бывает. Даже самодостаточным кто-то нужен, – усмехнулся Жерар и воткнул вилку в запеченную картофелину, которую наполовину распотрошил.

– Я, наоборот, хотела быть одна, – настаивала девушка, не желая сдаваться, хотя и вступать в бессмысленные споры всегда считала низким.

– Может, ты просто не хотела быть с теми, с кем была?

Она отвернулась к окну, уколовшись правдой. В стекле собственное отражение упрекало молчаливым согласием. И память моментами проскальзывала во взгляде. Жерар понял ее смущение и перестал всматриваться, вернулся к обсуждению спектакля. Она отвечала односложно, потому что мысли занимало другое.

Ужин закончился в его постели. Карине опять пришлось имитировать удовольствие, уже по привычке. Пробудить страсть так и не удалось. Когда-то ее возбуждали грубая сила, красивые мускулы, блестящая похоть в глазах. Она даже принимала это за проявление настоящих чувств, когда занималась тем же самым с Труновым, будучи уверенной, что мужская любовь отличается от женской. Потому и любовь Зайкина казалась игрушечной, детской, потешной. Тот любил синющими глазами, вечно слезливыми, и ласковыми руками, которые едва касались. Кулаки Трунова хватали с силой, сжимали до побеления кожи, до боли в мышцах, до костей. Или наворачивали волосы по самый затылок, натягивая позвоночник, как струну, и оттопыривая попу, чтобы поглубже проникнуть. Когда секс стал работой, Карина научилась четко различать чувства и ощущения, которые раньше смешивались в единую веселящую химию внутри. Теперь было просто физическое раздражение, мышечное напряжение, нервные судороги, легкая щекотка. И особняком в груди ворочались тоска, омерзение и стыд.