– Где ты шлялась вчера? По мужикам прыгала? – сквозь тонкий женский голос процеживалась настоящая злоба. – И младшую за собой тащишь. На дно!

Девушка даже отвечать ничего не хотела. Просто дышала в трубку.

– Эта коза горная по твоим стопам скачет! – голос поднялся до визга. – А ты за ней даже не следила. Плевать тебе на сестру. Она всю неделю музыкалку прогуливала, между прочим… Ты хоть в курсе? Или ты поощряешь ее безалаберность? Под Рому тоже ты ее уложила? Презервативы накупила им. Благодетельница! Господи…

Мины в груди детонировали по очереди. Все внутри полыхало и путалось, но внешне она осталась холодной. Только щеки прохудились от натяжения, заострив скулы.

– Хорошо, что мы пришли. Минута в минуту успели! Еще бы немного… – дыхание матери задрожало.

Плач, показавшийся поначалу злодейским смехом, разнесся от уха по нервным окончаниям и тихо капал солеными слезами на старые раны.

– Отец, как чуял неладное, – продолжила она после минутного успокоения. – В кого же вы растете-то такие бестолковые? Ох, мало он вас порол, ох мало…

– И что… с Полиной? – с трудом, будто век не говорила, спросила Карина.

– Уму разуму ее научили, что! Дуется сидит. В комнате заперлась. Бесстыдница! Еще обижается.

Девушка завершила вызов не в силах больше сдерживать гнев. Благо, такси довезло ее до дома. Она громко хлопнула дверцей, напугав водителя, но даже не подумала об этом. Также грубо открыла железную дверь подъезда, потом долго не могла попасть ключом в замочную скважину. И только в квартире прорычала, как подстреленная пантера. Спиной протерла стену и рухнула на пол в бессилии. В коридоре еще валялись лепестки алых и белых роз, которые она вчера старательно раскидывала. Рука смяла невесомую кучку и выбросила в воздух. Они упали обратно почти на те же места.

Карина вспомнила, как отец лупил сестренку в первый раз за провинность, которую никто из них сейчас бы не вспомнил. Короткий кадр запечатлелся в ней, как татуировка на сердце. Маленькая, худенькая, заплаканная Полина стояла на четвереньках посреди комнаты с красными полосками от ремня на спине и ногах. Тонкие руки дрожали, едва удерживая хрупкое тельце. Зеленые глаза глядели на старшую сестру с недоумением, еще без злости, только со страхом и мольбой. Они просили ей помочь, избавить от боли и унижения. А Карина стояла с опущенными руками, даже не пытаясь их поднять, и смотрела молча и без слез. Только губы сжала до неровной полоски и слабые кулаки до побеления. Она ненавидела это чувство. Чувство немощности в разгар несправедливости. Каждый раз она вспоминала тот день, и чувствовала, как внутренний стержень сжимается, хрустит, разлетается вдребезги. Злость давно в ней копилась и достигла теперь вселенских масштабов. А чувство немощности все еще ее перекрывало.