– Смотрите! Смотрите туда! – воскликнула Лилиан, довольно невежливо показывая пальцем куда-то в ложу. – Это же сам Айвор Новелло[29]!

– Тс-с! Тише! – прошипела Арлетта, виновато оглядываясь на сидящих слева и справа людей. Потом она бросила взгляд в том направлении, куда указывала Лилиан. Убедившись, что это и в самом деле был Новелло, Арлетта невольно подумала, что человек, занимающий в мире эстрадной музыки столь значительное положение, должен был бы сидеть рядом с ними в партере, чтобы иметь возможность в полной мере насладиться виртуозной игрой Годфри. У самой Арлетты от звука его кларнета по спине всегда бежали мурашки, но быть может, думала она, у музыкантов и композиторов другой подход.

Наконец свет в зале погас, взлетел к потолку занавес, и Арлетта напряженно выпрямилась в кресле. Словно маленькие солнца вспыхнули прожекторы, направленные на сцену, и в их сиянии она увидела музыкантов, одетых в черные фраки, белоснежные манишки и «бабочки» (некоторые были в котелках). Как ни странно, участники Южного синкопированного, похоже, не собирались настраивать инструменты, как бывает в классических оркестрах: не звучали нервные голоса скрипок, не раздавались глухие ноты фортепьяно, не бу́хал большой барабан. Вместо этого музыканты улыбнулись публике, улыбнулись друг другу – и заиграли свою первую вещь.

Арлетта напрягала зрение, стараясь рассмотреть Годфри среди музыкантов, стоявших на сцене почти вплотную один к другому. Ей это никак не удавалось, пока Лилиан не толкнула ее под ребра острым локтем.

– Вон он, смотри! Там, слева, без шляпы!

Мгновение спустя Арлетта увидела его и почувствовала, как ее сердце сначала сжалось, а потом забилось быстрее, а горло стиснула странная судорога. Столкнув руку Лилиан с подлокотника своего кресла, она произнесла сдавленным шепотом:

– Он неплохо выглядит.

– Что ты, он – самый красивый из них! – ответила Лилиан, едва не задохнувшись от восторга.

– Позвольте с вами не согласиться, – так же шепотом вмешалась Мину. – Взгляните лучше на джентльмена, который играет на контрабасе!

Все трое посмотрели на контрабасиста, и да – он действительно был очень хорош. Кожа у него была чуть более светлой, чем у Годфри, а черты лица – более правильными. Выглядел он совсем юным, однако, на взгляд Арлетты, в его облике не чувствовалось того выдающегося интеллекта, той гибкости ума, которые отличали Годфри. Но главное было не в этом. Правда, Арлетта никогда бы не осмелилась ни произнести подобную вещь вслух, ни даже признаться, что она думает о чем-то подобном, однако контрабасисту явно не хватало того дикого, почти животного магнетизма, который она чувствовала в Годфри.