- Ты не только стекляшки забыла, - обрывает жестко, глазами буравит. – Я свое не отдаю и не отпускаю. Никогда. Можешь дальше всю эту хрень заряжать. Нести бред про нашу возрастную разницу. Ничего не изменится. Слышишь? Ни черта. Ты моя женщина.

Мороз пробегает по коже от одного лишь его отрывистого холодного тона. А от взгляда в жилах огонь разливается. Вмиг, в момент. Гремучее и кипучее пламя переполняет меня. Даже жутко. Страшно, по-настоящему. До дрожи в судорожно вздымающейся груди.

Откуда у этого мужчины такая гипнотическая власть надо мной? Откуда в нем столько сокрушительной силы?

И не скажешь, что мальчик. Не мальчишка он явно. Мужик. Мужчина. Уверенный в себе. Властный. Жесткий. Как камень. Кремень. Гранит во всех смыслах.

Его могущество и превосходство ощущается на физическом уровне. Рефлекторно читается. Нутро не обманешь. Против истины не пойдёшь. Это не напускная бравада. Правда. Нерушимая и непреклонная, страх навевающая.

Он не шутит. Действительно не отпустит. Никому не отдаст.

- Ник, - сглатываю. – Я не твоя игрушка.

В зеленых глазах четко читается обратное. Все, что угодно будет игрушкой, ведь для семьи Багровых нет никаких пределов и ограничений. Хозяевам мира закон не писан. Поэтому смирись и заткнись. Или тебя быстро на место вернут, на колени, в угол.

- А это не игра, - голос у Зверя ледяной, кровь зимней стужей сворачивает, вынуждает поджилки затрястись. – Хотя да, я бы много чем сыграть мог. Было бы желание. Только ты не моя вещь. Не забава на пару ночей. Иначе бы я за тобой так не мчался.

- Никита, - вздыхаю, губы кусаю, головой мотаю, очень стараюсь не разрыдаться сейчас как последняя идиотка. – Ты не понимаешь.

- Чего? – хмыкает. – Чего не понимаю?

- Разные поколения, - пытаюсь пояснить главное. – Разные мировоззрения. Взгляды. Вкусы. Общего и вовсе нет. Никаких точек соприкосновения.

- Говоришь, будто в бабки мне годишься, - насмехается.

- В матери, - выдаю глухо. – В матери, Никита. И, если честно, это отвратительно. Я такое принимать отказываюсь. Вот поэтому нет у нас никакого будущего.

- Круто приложила, - мрачно цедит сквозь зубы. – Давай еще заряди что-нибудь про Эдипов комплекс, про подсознательное желание отыметь родную мать. Какие еще бредовые басни сочиняют психологи?

- Прекрати, - содрогаюсь. – Пожалуйста. У меня тоже есть сын. Мне дурно даже представлять.

- Я не твой сын, - бросает, обдавая холодом. – Я был младше его, когда впервые на ринг вышел. Тринадцать лет. В этом возрасте я попал на арену «Питбуля». С отцом поспорил. Тот думал, что у меня кишка тонка. Заднюю включу. Сломаюсь, как до дела дойдет. Струхну, свалю в секунду. Но ни хрена. Я вывез. Выстоял. Да так своему противнику втащил, что сходу весь куш сорвал. На меня же там никто не ставил. Малолетка. Новичок. Без имени. Никто. Пустое место. Но я его зубами рвал. Реально. Зубами. Кровью захлебывался и не сдавался. Не отступал. Ни на шаг. Отец чуть от злобы не сдурел, а мне в кайф. Одно из моих лучших воспоминаний. Серьезно.