Это ведь все из желания делать всем наперекор. Я жил так все последние годы – плыл против течения, поступал всем назло, хотел, чтобы из-за моих поступков все вокруг страдали. Очень трудно вот так разом сойти с привычных рельсов.

И мне приходится сделать серию глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. В этом смысле мой двойник выглядит гораздо мудрее и взрослее меня: он живет и разговаривает так, будто точно знает, чего хочет от жизни. А я сильнее физически, но постоянно ощущаю себя злым и потерянным мальчишкой. Почему так происходит?

– Тебе лучше остаться сегодня дома. – Говорит Дин. – Мы с Новиковым проведем оставшиеся эксперименты и подготовим машину к завтрашнему дню.

– Жду не дождусь, чтобы свалить отсюда! – Отворачиваюсь я.

– Выйду через черный ход. – Произносит он, надевая рюкзак.

– Счастливо!

– Мама в гостиной. – Замечает Дин.

– Зачем ты это мне говоришь? – Рявкаю я.

– За тем, что тебе это нужно. – Произносит он и, немного помедлив, выходит.

Я злюсь. Он прав, и это бесит еще сильнее. Я злюсь на него, а, значит, одновременно и на себя. Дин прав во всем: за то время, что мы с Люси здесь, я так и не решился встретиться с мамой лицом к лицу. Хотя, мне это очень нужно. Мне не хватает духа подойти к ней, и приходится маскировать это злостью и обидой. Я ужасно соскучился по ней.

А еще я трус.

Спустя полчаса, я с замирающим сердцем покидаю комнату и спускаюсь вниз. Едва я вижу фигуру матери, сидящей на диване, внутри у меня все обдирает наждаком. У ее ног на полу Крис возится с крупным пазлом: с интересом придвигает детальки друг к другу, пробуя и так, и эдак. Она смотрит на него с умилением, что-то подсказывает.

Я замираю на верхней ступени широкой лестницы, боясь разрушить эту идиллию. Мне хочется развернуться и убежать назад, ведь это тот момент, которого я боялся все эти годы. Я ощущал себя покинутым и ненужным, и мне не хотелось ничего менять. Я буквально упивался своими страданиями, точно последний дурак.

– Ди-и-ин! – Вдруг обнаруживает мое присутствие Крис.

Братик поднимается с пола и бежит ко мне, и мама поднимает на меня взгляд. Мне приходится спуститься и взять на руки Криса, и только, спустя мгновение, когда мать быстрым неуклюжим движением смахивает слезу, я замечаю, как красны ее глаза.

– Что делаешь? – Спрашиваю у Кристиана. – Собираешь пазл?

– Да! Тут зайка и олень! – Гордо выдает он.

Я опускаю его обратно на пол, и малыш бежит собирать пазл, а сам поворачиваюсь к маме. Она нацепляет на лицо беззаботную улыбку, но у нее плохо получается скрывать волнение. Попытки притворяться счастливой в моем мире, помнится, превращали ее глаза в машины для поливки газонов – чем больше она старалась улыбаться, тем сильнее потом рыдала. Здесь, похоже, происходит то же самое.