– Мам?
– Привет, дорогой. – Она стучит ладонью по дивану, приглашая меня присесть.
И я замечаю синяки на ее запястье: рядом с браслетом от часов. Точно такие же часы, только сломанные, лежат в моем кармане.
– Что случилось? – Спрашиваю я, опускаясь на диван. И, кажется, вовремя: мои ноги слабеют и уже не держат меня. – Что это, мама? – аккуратно, чтобы не причинить боль, беру ее за руку.
Она морщится.
– Так, ничего.
Я напрягаюсь. Стискиваю челюсти до хруста, сжимая в них ответ, который готов вырваться у меня изо рта. Мы оба понимаем, кто это сделал. Мой отец. И перед моими глазами снова всплывают картинки из детства, которые мне очень хотелось бы навсегда забыть.
– Так нельзя. – Глядя ей в глаза, дрожащим голосом говорю я.
– Все хорошо. – Твердит мама, шмыгая носом и размазывая слезы по щекам, затем прячет синяки на запястье под рукав. – Только не говори ему ничего, ладно? Не хочу, чтобы вы с ним опять сцепились. Я не переживу, если он причинит тебе вред…
Об этом Дин мне не говорил.
Мое сердце каменеет. В душе нарастает ярость. В этом мире все зашло еще дальше. Я съеживаюсь от ощущения, что огромные кинжалы летят на меня, отрезая от моего тела здоровые куски.
– Это не может дольше продолжаться. – Говорю я ей прямо в глаза. – Ты никогда не думала о том, чтобы уйти?
Мама пугается от одной только мысли об этом: я читаю это в ее лице.
– Он не позволит. – Шепчет она, чтобы Кристиан не услышал. – Что ты, он не отпустит нас. Если я даже заикнусь об этом, он просто вышвырнет меня, и я больше никогда не увижу вас с Крисом.
На меня вдруг обрушивается осознание всего, что происходило в моем мире до ее исчезновения. Мама спрашивала, не хочу ли я на море. Говорила, как мечтает жить на берегу. «
– Неправильно, что Крис растет, видя все это. – Говорю я, имея в виду их с отцом ссоры и драки, а также все унижения, которым он ее подвергает.
– Я так виновата перед вами! – Стонет она, бросаясь мне на шею.
То же тепло, тот же запах. Обнимая маму, я тоже не могу сдержать слез – мне так не хватало ее все эти годы!
Обнимая ее, я также ругаю себя за бессилие и детский эгоизм, ругаю за душевную глухоту и непомерную гордость. Я задыхаюсь от слез и дрожу всем телом.