— Не это я спрашивал! — взорвался тот, но резко затормозил. Повернул мое лицо к себе и заглянул прямо в душу с глазами по пять копеек. — Стоп. Цветок за сто семьдесят тысяч?

Сжав губы трубочкой, чтобы не рассмеяться, я вспомнила про мировой кризис и сделалась снова серьезной:

— Да, любимый… Но ты не переживай. Это обычный кактус.

— Обычный кактус? — наивность Королева просто зашкаливала. В ту секунду казалось, словно он готов поверить в любую чушь из моих уст.

— Самый обычный, — закивала. — Просто он в Африке рос, поэтому цена за пересылку такая дорогая…

— Так это еще цена только за пересылку? — шоку мужчины не было предела, а у меня уже глаз начал дергаться от сдерживаемого смеха.

— Да-да! За сам кактус полмиллиона, — вскинув руками, я покачала головой и фыркнула. Мол, как можно таких очевидных вещей не понимать! — Кактус, поливаемый священными монахами Вай Пин Да не может стоить дешевле.

Королев задумчиво почесал затылок, покачал головой, поморгал, задумчиво глядя на снег за окном… Я ждала его криков и ругани, а вместо этого мужчина пожал плечами и равнодушно выдал:

— Ну, хочешь, покупай… Бред, конечно, но главное, чтобы тебе нравилось.

Я прямо ошалела, в этот раз по-настоящему. Пнула его в бок, сцепив зубы.

— За что домашнее насилие! — пожаловался он, демонстративно потирая ушибленное место. — Ты абьюзерка, Ольга!

— Вот оно что! — взмахнула руками я. — Я, значит, абьюзерка, а ты веришь во всякую чушь. То есть тебе всякую хрень впарить можно? Ну ты даешь, Прохор!

Закатив глаза, ректор хитро улыбнулся:

— Олечка… Любовь моя… Я твою ехидную улыбочку в отражении окна в самом начале еще заметил. Ждал, когда ты сдашься! А ты у нас, оказывается, буйная! — многозначительно поиграв бровями, он в конец меня добил: — Может, рано я тебя к себе жить зову, а? Как я буду на работу с синяками ходить? Никто же не поверит, что меня жена дома бьет!

Обращение «жена» разлилось по венам теплым покалыванием, оставаясь томлением между ног. Прикусив губу, я томно вздохнула, не в силах отвести взгляд от любимого мужчины.

— Почему не поверят-то? — недоумевала я, теперь уже скрывая улыбку по совершенно иной причине.

— Ты себя видела, девочка? — деловито покачав головой, Прохор поцокал языком, изучающе проведя ладоням по груди под тонким пушистым розовым свитерком и клетчатой юбке в складку, останавливаясь пальцами на уровне стыка кожи с гетрами. — Хрупкая малышка, божий одуванчик! — я только открыла рот, чтобы ругаться, а этот хитрец накрыл мои губы поцелуем, заставляя забыть все, что хотелось сказать. Отодвинув меня в сторону, опьяневшую от его поцелуев, Прохор прошептал: — Ты от вопроса не уходи, Оль. Когда съезжаться будем? Я так больше не могу. Мне не пятнадцать, чтобы на свиданиях за ручку по городу ходить.