— Неугомонный, — брякнула, хлопнув меня по руке.

Я состроил крайне оскорбленную и жалостливую моську, но Дуньку не проняло.

— Вот выздоровеешь, тогда и приголублю и приласкаю, — погладила меня по волосам эта хитрюля.

— Врач сказал, что я здоров как бык, — слегка преувеличил. — Так и говорит мне: «Герман, хоть сейчас в космос!»

— Да? — не поверила она. — Ну вот и зачем тогда тебя утешать?

— Можно тогда просто пошалить, — ухмыльнулся, постепенно пробираясь рукой к ее пятой точке.

— А шалить мы будем дома, — заявила и встала.

— Обломщица, — ни капли не расстроившись, хмыкнул.

Дунька стала допытываться, что же случилось, что будет дальше… А я и сам не знал… Все, что помнил лишь обрывки. Скорая, соседи, мамин плач, операция. Все, как в тумане. Где Мурчик и знать не знал, что случилось с Кощеем тоже. Меня коробило, что ублюдок, похоже, вышел сухим из воды.

Некоторое время Дунька сидела со мной. Даже просто ее присутствие меня лечило. Я чувствовал, словно наполняюсь силами и жизнью. Но, так или иначе, а нашу идиллию прервали. Мама зашла в палату, уже совершенно в другой одежде, а в руках держала кулек.

— Я домой съездила, приготовила супчик легкий, — оповестила, робко топчась у двери. На Дуньку поглядывала с опасением и нескрываемым интересом.

— Мам, — почесал затылок, — в общем, знакомься, Дунька — твоя будущая невестка.

Ох, и не стоило мне бросаться подобными заявлениями. Мама схватилась за сердце. К счастью, Аида успела ее подхватить. Усадила на стул, подала водчики, приговаривая:

— Не слушайте его, он так шутит… Мы только недавно вместе, все очень неожиданно…

— Чего это я шучу? — нахохлился. — Я ж сказал в будущем, — заупрямился.

— Ты со своими шутками всех со свету ведешь, Белов, — покачала Мышь головой и махнула на меня рукой, мол, что с дурака взять.

Мама сделав еще пару глотков, пристально осмотрела Дуньку, потом покосилась на меня, сама себе улыбнулась. Ох, уж это материнское сердце, ох уж эта материнская прозорливость.

— Кажется, мы уже виделись, — удивила мама Дуньку. — Вы же одноклассники? — дождавшись кивка, продолжила, — а еще помню во дворе гоняли. То в салки, то в классики, то по гаражам бегали. Герочка, уже тогда на вас глаз положил. Правда молчал, как рыба. Только ходил улыбался.

Ничего от мамы не скрыть! Глядела так, словно все понимала. Бобрич еще больше засмущалась, настойчиво попросила её не «выкать», а далее женщины перешли на мою скромную персону. Повозмущались над моими школьными выходками, пожурили, посмеялись и на том сошлись.

— Бедная директриса выдохнула и перекрестилась, когда Герман выпустился, — усмехнулась мама.