— Нет, женщина в возрасте, интересов на меня не имеет, кроме одного. — Его тон сменяется на серьезный и он перестает улыбаться. — Чтобы у нее быстрее появились внуки. Это моя мама. — Говорит, наблюдая за моей реакцией и снова смеется.

Я облегченно выдыхаю, а в следующую секунду хочу дать ему по голове.

— Мама? Ты никогда не говорил про свою маму. — Я вспоминаю слова Алисы, как говорила, что его мама болеет, но пока не решаюсь затронуть эту тему. Ему виднее. — Она знает про меня?

— Знает.

— А если…? Ты так смело говоришь ей о внуках.

— Ты опять? — Я отрицательно киваю головой, с другой стороны, если даже ребенок будет не Мишин, жить я буду с ним, а не с его мамой. — На счёт Алисы. Она любит, оказывается, влезть, куда не просят. Но я знаю, что она это делает не со зла. Я когда-то говорил, я не могу решить за вас ваши проблемы. Я дружу и с Алисой, и с Марком. С тобой я буду жить. Они на самом деле близкие для меня люди и тебе придется с ней ещё раз спокойно поговорить и помириться. Если бы… я б купил вам пару бутылок вина, запер, и не выпускал бы, пока вы не поговорите и не простите друг другу прошлое. Никто из вас не сделал ничего такого уж криминального. Ну вспылили, недопоняли, бывает, надо спокойно разобраться и помириться.

Я пока сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем спокойно с ней поговорить, но Мише об этом не говорю. Лучше, чтобы он сам все увидел.

* * *

Следующие пару дней я виделась только с Мишей, тетя Нина куда-то пропала, но исправно звонила. Даже мама заехала и предупредила, что отец уехал в Китай на неделю. Алиса тоже не объявлялась. С одной стороны, я вздохнула. А с другой — теперь появилась дыра. Непонятная. Когда человек уходит вот так. Все так повернулось, что теперь я чувствовала себя виноватой. Потому что все больше мне казалось, что она не врала.

Миша предупредил, что мы снова меняем клинику, поэтому появился накануне, чтобы собрать мои вещи. Хоть он и не показывал, что что-то не так, но его внешний вид говорил об обратном. Его темная одежда навевала грусть. Да и сам был не разговорчив. Рассказывал что-то про работу, но ничего, что касалось бы его сердца. Я не хотела ни с чем это ассоциировать, но воспаленный гормонами мозг заставлял подмечать это все. Морщинку между бровями. Черную водолазку. Поджатые губы и молчание, прерываемое редкими фразами. Он старался отвлекать меня от себя сбором вещей, а не волновать.

— Миш, что-то случилось? — Я не выдерживаю, когда быстро все собрав, он сказал, что ему надо ехать.

— Ничего, о чем тебе надо было бы волноваться.