Клятва прожгла меня насквозь, глубоко оседая, и успокоила прилив крови в моих венах.

Она села на кресло напротив меня и открыла модный журнал.

— Как ты собираешься объяснить, почему ты со мной?

Ты моя. И я иду туда же, куда и ты.

— Никто не будет меня допрашивать.

Мой телефон завибрировал в кармане, и я вытащил его.

Александра: Отец хочет поужинать в ближайшее время.

Разочарование пронзило меня. Сергей говорил со мной только через свою дочь. Я был удивлен, что он не выставил ее передо мной обнаженной и не предложил трахнуть ее, как бы мотивирован он ни был этим союзом. Он хотел окунуть руки в Американский преступный мир, сохраняя при этом свои традиционные Русские ценности, и, по-видимому, связь со мной была способом сделать это.

Российское правительство ужесточило правила пограничной безопасности, и большая часть этой безопасности оказалась у Сергея в кармане. Мне было уже наплевать на Российскую политику, но, к сожалению, единственному родственнику, который у меня остался, было не все равно.

После освобождения из переполненных камер Бутырки в девятнадцать лет я уехал в Штаты, а Ронан предпочел остаться в Москве в качестве жалкого охранника в Братве. Пятнадцать лет спустя он владел собственной империей. Но у него все еще был более практический подход к получению желаемого, в то время как делегирование — и немного манипулирования —было более подходящим для победы над Сергеем Поповым.

Я написал Александре, что свободен в Пятницу, и сунул телефон в карман. Когда я снова обратил свое внимание на Джианну, то увидел, что она жует губу, ее оливковый цвет лица стал чуть бледнее.

Она боялась своего отца.

Это вызвало во мне прилив гнева.

Единственный, из-за кого ей следовало бы нервничать, это я.

— Voy kak volk, malyshka. (прим.пер: Вой как волк, малышка)

Ее мягкие глаза метнулись ко мне. Они прожгли маленькую дыру в моей груди.

— Voy kak volk, (прим.пер: Вой как волк) — прошептала она.