Я встала, подняла с пола футболку, надела ее через голову и направилась к двери. Я остановилась, каждая клеточка моего тела бунтовала против идеи уйти.

— Если ты заставишь меня выйти за эту дверь, я не вернусь, Кристиан. Нет, пока у тебя не будет ответов для меня.

Он не взглянул на меня.

И не остановил меня.

Я закрыла за собой дверь своей квартиры и прислонилась к ней, пустота этого места коснулась моей кожи. Сожаление подпитывало мою решимость, пока я не захотела развернуться и забрать последние слова, слетевшие с моих губ. Я хотела — должна была — вернуться и исправить все, что пошло не так. Извиняться или умолять, чего бы это ни стоило. К счастью, моя гордость была непоколебима; я не собиралась позволить ему превратить меня в нечто столь жалкое.

В ту ночь я впервые за несколько недель спала в своей постели. Было тихо. Слегка холодно. По моей щеке скатилась слеза, и я сказала себе, что ненавижу его за то, что он заставил меня так себя почувствовать.

Но я вовсе не испытывала к нему ненависти.

Это неуловимое чувство, близкое к панике, но достаточно далекое, было чем-то совершенно другим.

И, когда мое сердце причиняло боль с каждым последующим вздохом, я вдруг поняла, что это было.

🖤🖤🖤

— Levàntate! (прим.пер: Просыпайся)

Я зашипела, принимая сидячее положение, когда холодная вода полилась мне на лицо.

— Уже четыре часа, querida! Eres una vaga! (прим.пер: Дорогая! Ты бездельница!)

Она только что назвала меня бездельницей, но я не находила в себе сил жаловаться. Я была подавлена. И даже не потому, что не видела Кристиана и не разговаривала с ним два дня, а потому, что думала, что люблю его. И я не знала, как справиться с этим чувством. Куда оно пойдёт, когда станет слишком большим для моей груди. Как бы я избавилась от этого, если бы он в конце концов понял, что мы несовместимы.

Он и я были полярными противоположностями. В нас не было особого смысла.