— Ты можешь уйти по-хорошему или не очень по-хорошему.

— Я не хочу сейчас видеть твое лицо, Киллиан, — пробормотала она и ударила по груди. — Больно. Вот здесь. И если ты будешь продолжать принуждать меня, я выброшусь из машины.

Постукивание моих пальцев становится все интенсивнее, но я останавливаю себя от того, чтобы перекинуть ее через плечо.

Я сказал ей, что больше никогда не позволю ей думать о самоубийстве, но в этот момент я провоцирую её.

И хотя это может быть гнев, я не хочу, чтобы она действовала в соответствии с этими эмоциями.

Не сейчас. Никогда.

— Садись в машину, —ьповторяю я с напряжением, достаточным для взрыва страны.

— Я сказала...

— Я знаю, что ты, блядь, сказала. Я отвезу тебя к частному самолету и проинструктирую пилота, чтобы он отвез тебя обратно в Лондон.

— Ты... действительно позволишь мне вернуться одной?

— Я не хочу, но позволю.

Потому что впервые я ненавижу то, как она смотрит на меня. Это не страх, не раздражение или вызов.

Это отвращение, смешанное с гневом.

И я не готов узнать, выполнит ли она свою угрозу.

Я просто дам ей немного времени, чтобы остыть, прежде чем последовать за ней.

Она смотрит на меня подозрительно, но забирается в машину.

Во время всей поездки она скрещивает руки на груди и смотрит в окно, отказываясь произнести хоть слово.

Я тоже не провоцирую ее, предоставляя ей все необходимое пространство.

Как только она закончит свою истерику, она отыграется сполна.

Мы ждем час, пока самолет и экипаж будут готовы. Все это время она вставляет в уши наушники и игнорирует мое существование.