Она еще не знает, что я — самое страшное чудовище в ее жизни. Возможно, она начинает понимать меня и привыкать ко мне, но у меня всегда есть чувство, что я каким-то образом все испорчу. Может быть, сделаю что-то, что заставит ее возненавидеть меня, стать невыносимой из-за этого, и тогда все пойдет к черту.
Потому что, по правде говоря, Сесилия все еще иногда боится меня. Она все еще воспринимает меня как того, кто преследовал ее, принуждал и ворвался в ее жизнь, не оставив ей выбора.
Она выбирает свои битвы, принимая меня. В глубине души, если бы ей дали выбор, она бы никогда не выбрала меня.
Именно поэтому у нее никогда, блядь, не будет такого выбора.
Мы расстаемся с Ильей у входа, и я веду Сесилию на экскурсию по особняку Язычников. Постепенно ее страх утихает, и она внимательно изучает окружающую обстановку, ее рука замирает в моей.
— Это место огромное, — комментирует она после того, как мы немного погуляли.
— Ты так говоришь, как будто впервые здесь. Разве ты не пробиралась сюда с Анни несколько раз?
— Мы не проходили через весь особняк, и, к моей защите, я не хотела этого делать. Анни и Ава — плохое влияние. — Она потирает нос, выглядя так очаровательно смущенной. — Ты видел меня тогда?
— Я всегда тебя видел.
Ее рука становится горячей в моей, прежде чем она прочищает горло и, в отчаянной попытке сменить тему, указывает на дверь, перед которой мы остановились.
— Это твоя комната?
Я киваю, открывая ее, и она отпускает мою руку, чтобы исследовать помещение, ее любопытные глаза сверкают, как каждый раз, когда она что-то узнает обо мне.
У нее была такая же реакция всякий раз, когда я предлагал ей что-нибудь о прошлом, о моих родителях, о моем видении. Да что угодно обо мне.
Часть меня хочет верить, что она искренне заинтересована во мне, но это было бы глупо, учитывая все эти тонкие жесты отвода глаз.
Например, не произносит мое имя во время секса или держится на расстоянии на людях, как будто не хочет, чтобы ее ассоциировали со мной.
Мы будем работать над этим, пока она не поймет, что нет выхода, который не привел бы обратно ко мне.
Что ее бунты бесполезны, и она будет принадлежать только мне.
Оглядев минималистичную комнату, она сгибает плечи.
— Здесь ничего нет.
— Вот тут ты ошибаешься. — Я показываю ей направо. — Там кровать.