— Пойдемте. Запускать начали, — поднявшись из-за столика, прервала ее размышления Кристина.
В зал действительно начали пускать зрителей, и у входа уже собралась небольшая очередь. Пристроившись в конце ее, компания разбилась на пары: впереди была Кристина со своим кавалером, сжимавшим в руке с расчетливой щедростью оплаченные им за всех билеты, а сзади стояли Полина и ее новый знакомый. Оба они молчали, смотря исключительно прямо перед собой или в противоположную друг от друга сторону, будто между ними была ширма или стена с каким-то смущавшим, даже пугавшим их изображением. Мужчина сконфузился еще больше, Полину же все сильнее охватывала стремительно разраставшаяся в душе тревога.
«Он звал меня. Я нужна ему, и он звал меня с собой. Но я проигнорировала его. Этого он не простит мне! Он не вернется теперь! — толпились мысли в голове Полины. Душа ее пришла в смятение, которое явственно отражалось в охваченном беспокойством лице, в рассеянном взгляде, в непроизвольных отрывистых движениях тела. — Я все испортила, все погубила!.. Что он собирается делать? Куда он пошел? Домой. Сейчас он еще, должно быть, дома. А я? Что я делаю?!»
В этот момент очередь продвинулась вперед, и Полина, чуть задержавшись, искоса бросила взгляд на сопровождавшего ее мужчину: стоя с озадаченным выражением лица, он внимательно смотрел на беседующего с Кристиной товарища, будто не зная, за что еще зацепиться мыслями, и пытаясь отвлечь себя их разговором.
«Что я здесь делаю? Зачем я иду на этот фильм? Я совершенно не хочу его смотреть. Зачем же я здесь? — продолжала вопрошать себя Полина, чувствуя, как с каждым мгновением положение становилось для нее все более нестерпимым. — Мы сядем рядом, посмотрим кино… А после сеанса что?»
Сознание Полины металось. Она вновь украдкой посмотрела на своего спутника: в лице его не было теперь ни малейшего намека на пылкие эмоции, симпатию или хотя бы просто столь свойственные ему прежде легкость и доброжелательность. Напряженное, суровое, оно, казалось ей, выражало сейчас одно только раздражение, подавленную агрессию, а разлившаяся по щекам краска лишь усиливала это ощущение. И не успела Полина еще даже осмыслить то впечатление, которое возникло у нее при взгляде на мужчину, как в памяти ее всколыхнулся образ встреченного по пути на набережную инвалида: его приветливое, открытое поначалу и столь жуткое, пылающее в каком-то безмерном ожесточении лицо, когда они оказались на остановке; на долю секунды в сознании ее проявились его скривившиеся в гневе дрожащие губы, налитые кровью глаза, пронзительный взгляд, и страх вдруг пробрал ей душу.