— Хорошо… Созвонимся… — сбивчиво проговорила Вика и, не медля более ни секунды, поспешила домой.

∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙∙

«Она поняла! — поднимаясь по лестнице, досадовала на себя Вика. — Как глупо я осеклась, когда она спросила про Рината! И она, конечно же, все поняла. Прям просияла от злорадства. Сволочь какая! — скривилась в отвращении Вика, вспоминая лицо приятельницы, ее голос, хитрую улыбку. Гадкое чувство, что ей залезли в душу, вместе с мучительным ощущением собственной уязвимости, беззащитности скрутили ей нутро; и сразу же в ответ им желчная ненависть к соседке поднялась в ней. — Ведь специально же спросила. Заметила, что я сама не своя, и начала раскапывать. Да еще с каким наслаждением! Тварь конченая!.. Поняла, что я курила, и сразу же рыло свое свинячье вытянула — запах ловила. И вся осветилась в удовольствии! Вот же ж паскуда! Сволота!!!» — распалялась она злобой, стоя уже возле двери в квартиру.

Вставив ключ в замок, Вика попыталась открыть его, но не смогла: ключ уперся, не желая делать и половины оборота. Она взялась за ручку, надавила на дверь плечом и тут вдруг поняла, что та не заперта. «Наверное, забыла закрыть», — решила про себя Вика в попытке развеять нахлынувшие на нее тревожные ощущения, но успокоиться не получилось — в глубине души она как будто помнила, что, уходя, запирала квартиру.

Отворив дверь, Вика осторожно зашла внутрь и сразу напряглась еще сильнее, услышав доносившийся из зала звук льющейся из крана воды.

— Даша? — снимая шубу, громко произнесла она.

В ответ из гостиной послышался какой-то шум, а через секунду раздался хлопок дверцы шкафа.

Разувшись, Вика прошла в зал: дочка сидела на прежнем своем месте, прячась за подлокотником дивана, почти вплотную прижавшись к стене и уже вовсе не смотря на нее.

— Даша, это ты воду включила? — обратилась она к дочери.

— Нет, — глухо проговорила девочка, а как только мать отошла к кухонному гарнитуру, подскочила и выбежала из комнаты.

Когда Вика приблизилась к раковине, бродившие в ее душе тревожные ощущения проявились с новой силой. Она не видела и не осознавала, что вода, вопреки обыкновению, била из крана во весь напор, что дверца шкафа под раковиной была чуть приоткрыта, а столовые ножницы, которыми она разделывала цыпленка, лежали совсем не в том месте, где она оставила их; все эти изменения Вика не замечала, но подсознание ее, фиксируя каждое из них, сформировало в ней одно общее чувство сильнейшего беспокойства, полностью захватившее все ее существо.

Закрыв кран, Вика замерла на месте и, вслушиваясь в тишину комнаты, стала медленно оглядываться по сторонам. Вдруг внимание ее привлекло что-то ярко-голубое на полу возле шкафов. Присмотревшись, она увидела несколько лежавших там перышек и в этот момент уловила неразборчивый шорох. Шорох был совсем тихий, и Вика даже не сразу сообразила, что исходил он из-под раковины; открыв же дверцу шкафа, заметила движение в помойном ведре, а заглянув внутрь, нашла среди мусора и овощных очистков Кешу. Одно крыло попугая было отрезано, валяясь тут же, рядом с ним, а сам он, судорожно повертывая головку в разные стороны, раскрывая клювик в немом чириканье, панически озираясь вокруг быстро моргающим черным глазком, некоторое время продолжал еще вяло трепыхаться всем своим тельцем, пока движения его не сделались резче, прерывистей, а затем не прекратились вовсе.