Уложив косметику, Вика вернулась в гостиную и вновь взялась за овощи. Страх перед будущим, обида за себя, злость на мужа и вдруг проявившаяся глубинная вина перед дочерью — все закрутилось, смешалось у нее в душе. Она чистила картошку одну за другой, срезая по половине с каждого клубня, действуя совершенно механически, вовсе не задумываясь над тем, что она делает и для чего, и опомнилась лишь услышав отрывистый сигнал микроволновки. Вытащив размороженного цыпленка, Вика принялась разделывать его массивными столовыми ножницами. Бурлившие в душе эмоции вновь навалились на нее; лицо скривилось от внутренних переживаний. Вертя в руках тушку птицы, она нервическими лихорадочными движениями кромсала ее на куски. Мысли о дочери, о себе, о муже, их отношениях проносились в сознании Вики одна за другой, все глубже и глубже погружая ее в омут мучительных переживаний. Эмоциональное напряжение ее достигло пика. Стоять было уже невыносимо: Вика оттолкнула от себя цыпленка и, бросив ножницы, принялась судорожно оглядываться вокруг. Несколько секунд она в панике шарила глазами по окружавшим ее предметам и вдруг вспомнила, что нужно было еще купить томатную пасту для супа. Ухватившись за эту мысль, Вика ринулась в спальню одеваться, а как только развернулась, увидела затаившуюся на полу с торца дивана дочку.

Даша сидела на коленях, понурившись головкой и плечиками, с силой растирая в ладошках испачканные липкой кровью волосы, словно хотела не стереть, а втереть ее, втереть глубже в свои локоны, в кожу рук, — словно хотела принять ее. Широко распахнутые глазки ее пугливо и настороженно блестели из-за подлокотника, как у забившегося от опасности зверька. Тихо всхлипывая, собирая нижней губкой стекавшие по лицу слезы, она старалась подавить остатки еще поднимавшегося в груди плача, чтобы не спровоцировать им недовольство матери, за которой ни на секунду не переставала наблюдать; а когда взгляды их встретились, чуть вскинула головку и, замерев, кротко исподлобья уставилась на нее, всей душой пытаясь понять, что она думает о ней, что теперь собирается делать. Обуреваемая тревогой и страхом, она жаждала увидеть, что мать, которая была для нее всем на свете, от которой зависела вся ее судьба, не злится на нее больше, что все будет хорошо.

Заметив Дашу, Вика отвернулась в сторону и, нахмурившись еще сильнее, ускорила шаг. При виде испуганного, полного обиды, боли и страха лица дочери в ней всколыхнулось мучительное чувство вины, и она бессознательно поспешила отгородиться от нее, чтобы не видеть, не воспринимать страдания собственного ребенка, причиной которых была она.