Я разглядывала свои сандалии. Сквозь колготки просвечивал красный лак на ногтях. Я услышала, что дверь открывается. Подняла глаза и подошла поближе.

Вошел Шеф. На рукаве его белого костюма появилось пятно, от спиртного, конечно. Он разговаривал преувеличенно весело (я прекрасно знаю этот его тон и знаю, насколько он фальшив) с молодым человеком, которого встретил в коридоре. Я решила — это Он. Подошла совсем близко. Шеф удостоил меня приличествующей обстоятельствам улыбкой. И представил мне молодого человека. Понаслышке я его знала. Потом Шеф удалился. Он не хотел, чтобы нас слишком часто видели вместе. Идиот. Очень уж он самоуверен. Краешком глаза я заметила, что он крутится возле мадемуазель Дюран из лаборатории С. А она с трудом удерживает во рту вставную челюсть. Молодой человек слегка отодвинулся от меня. Он смотрел в пол и не знал, что ему делать со своими руками. Я на него глядела в упор. Обычно, когда смотришь так пристально, человек тут же поднимает глаза. Но это был не тот случай. Я подумала, что это с ним такое, а потом поняла, что он не смотрит на меня, потому что знает, что я на него смотрю. Стесняется.

А я разбиралась, нравится он мне или нет. Долго разбираться не пришлось, не нравится. Блондинистый, волосы на шее висят, потертый вельветовый костюмчик, усики. Усатые на меня вообще ужас наводят. Это вконец закомплексованные типы, усы у них вечно в кофе мокнут, и еще, когда они вас целуют, усы неприятно колются. А кожа у меня нежная и чувствительная. Пришлось смириться с тем, что все будет не так просто.

Глаз его я разглядеть не могла, потому что он смотрел в пол. Жаль, мне очень важно, какой у мужчины взгляд. И я подумала: если у него взгляд хороший, это все искупит.

В ту же минуту я заметила, что на него смотрит девушка. Маленькая Жозиана, секретарша Шефа. Девица не бесстрастная, помешанная на брюках в обтяжку. На сей раз она была в розовых, из шелка. Они так тесно ее обтягивали, что впереди виден был треугольничек. В таких штанах недолго и острый цистит заработать.

Я увидела, что она подходит к усачу. Медленно, как бы в обход. Приосанилась, грудь вперед выставила. Ну, точно, курица на птичьем дворе. Я все ждала, когда она начнет пол лапой скрести.

Сейчас или никогда, подумала я. Если не теперь, у меня вообще смелости не хватит. Мне было стыдно, очень противно, но я была жутко обозлена, и, главное, меня подталкивало что-то вроде отчаяния. Я дошла до какого-то предела, ничего перед собой не видела и была способна на все что угодно. Я подошла к Жозиане и сказала ей, что ее хочет видеть Шеф. Она изумленно на меня глянула, открыла рот, будто собиралась что-то ответить, потом передумала, закрыла рот и развернулась на своих каблучках.