Он резко схватил меня за руку, оборвав на полуслове и я увидела, насколько ранимы его чувства. Насколько он уязвим в данный момент. Заблестевшие глаза, которые он быстро спрятал, прикрыв на мгновение веки, рассказали о том, о чем молчали губы.

— А как мне реагировать, м? Подскажи! Потому что я не знаю. У тебя что не слово так брехня. Что не шаг – так на*бка.

— Я не понимаю, о чем ты?  

— Не понима-а-аешь… — протянул, зловеще сверкнув глазами.

Я заторможено закивала. К чему он вообще клонит?

— Ты действительно думаешь, что я не знаю о твоих шашнях с Тарановским? Я даже больше скажу: я видел, как вы не могли распрощаться вчера после моего звонка. Ах да, — треснул себя по лбу, — может ты и не лгала, сказав, что уже засыпала. Только забыла уточнить, с кем именно… — замолчал, играя скулами, потом прошелся по лицу ладонями, зарычал: — С-с*к-а-а-а… Ты за дурака меня держишь? Таблетки надежные и всё в этом роде? Я ведь спрашивал. Бля-я-ядь. Ты уже тогда… 

И только тут до меня дошло. Серёжка-а-а. Плевать на себя. Не на шутку испугалась за друга, вспомнив угрозы у «Аиста».

— Так ты… так вот откуда… — меня переполняло возмущение. — Что ты с ним сделал?

Егор ожесточенно ударил ногой по кушетке, едва не выбив хлипкую ножку. Я вцепилась за края матраца, боясь свалиться с неё.

— Переживаешь? Правильно. Я бы на твоем месте тоже переживал. Кому ж ты будешь нужна после меня, если не ему. Интересно, он в курсе, что мы с тобой… того… или в блаженном неведении?

Каждое слово – ощутимый удар прямо в сердце. Но именно эта боль не дала забыться, раскиснуть, заставила взять себя в руки.

Снаружи постучались. Надо же, сколько чести. Небось, Тимофеевна промыла мозги Кузьменко какой нев**бенный спонсор Егор Андреевич. Зря. Лучше бы его выставили вон.

— Гуляй! — рявкнул Студинский не отрывая от меня глаз и ответил на мучавший вопрос:  — Жив-здоров твой хахаль. Через два дня оклемается.  

Что? Оклемается? 

 — Егор… ты в своем уме? Я говорю правду! Ты – отец. Помнишь наш первый раз? Сейчас восьмая неделя. Посчитай, умник херов! — разозлилась, видя, что он никак не реагирует, и попыталась подняться, но меня тут же пригвоздили к кушетке, надавив на плечи. 

— Да-а-а? Тогда почему до сих пор молчала?   

Я со всей силы ударила его кулаком в грудь, выплеснув в этом жесте всю злобу:

— Потому что ты меня вынудил! Твое неверие, обвинения в близости с Тимуром… Я боялась, что ты не поверишь и вот… что и требовалось доказать – ты свалишь ответственность на любого, только не на себя. Да? Давай свалим на Тимура, который только то и делал, что истязал тело, но ни разу не трахнул. А может, на Тарановского? Давай! Только опять неувязочка. С ним у меня давно не было. И вообще, — меня начало штормить, каждое слово давалось с огромным трудом. Я прерывалась, чтобы набрать в легкие воздуха, настолько перекрывало кислород.