Судья вызвал Леона. Красный от смущения, парень снял картуз и прошел на свидетельское место, неуклюже покачиваясь на ходу. Судья задал ему ряд протокольных вопросов. Далее Бертран попросил Леона рассказать, как Жан Дюмон, жертвуя собой, спас ему жизнь.
— Расскажу все, как было! — начал парень. — Если бы не Жан, я бы утонул. Он прыгнул в воду, чтобы вытащить меня, поддерживал, чтобы я не захлебнулся. А когда наш корабельный пес Дик приплыл на помощь, Жан приказал ему плыть со мной к спасательной шлюпке, которую спустил наш старпом. Мы видели, как Жан ушел под воду. Я плакал в три ручья! Господин судья, вы уж мне поверьте: Жан — очень хороший человек. Дрюжон его фамилия или Дюмон, для меня это ничего не меняет. Он — герой! Если бы не Жан, меня бы тут не было, и у меня душа разрывается видеть его подсудимым! Еще могу сказать, что на «Бесстрашном» он всем помогал — писал письма тем, кто не умел, присматривал за больными!
Волнение Жана не укрылось от аудитории. Бертран упомянул, что Леон жив, но услышать после стольких лет хриплый от эмоций голос товарища, увидеть его лицо — все это казалось Жану чем-то невероятным.
Он помахал Леону, и было видно, как тот обрадовался.
Клер зажмурилась. Невыносимо было находиться так близко от Жана — и не иметь даже шанса подойти, поговорить. Она почти не слушала свидетельства Базиля, подтвердившего показания обвиняемого.
— Я очень одинок, и, признаюсь, в обществе Жана я узнал радость, до тех пор мне неведомую: уделять свое время молодому человеку, стремившемуся к знаниям. Я счел его своим далеким родственником, но скоро стал относиться как к племяннику, даже сыну. И действительно, я позволил ему воспользоваться своей фамилией. Наши соседи, мэтр Руа с семьей, у которого я снимал жилье, тоже приняли Жана очень хорошо.
Старик сильно волновался, и голос его дрожал. Бертий тронула Клер за запястье.
— Если позовут тебя, ради бога, не нервничай! Отвечай просто и коротко, — посоветовала она.
Судья все же вызвал Аристида Дюбрёя. Они с полицейским были друзьями, и дело Дюмона уже не раз обсуждалось в неофициальной обстановке, за обильной трапезой.
Дюбрёй для начала сообщил, при каких обстоятельствах арестовал Жана Дюмона, когда тот сбежал в первый раз, — в Ангулеме, вытащив из кровати продажной женщины. Описание этой ситуации, пусть и в общих чертах, возымело эффект: померк светлый образ обвиняемого, порожденный его собственным рассказом и свидетельствами Леона. Шеф ангумуазской полиции равнодушно добавил, что всего лишь исполнил свой долг.
«Узнав, где скрывается Дюмон, чья гибель на море мне представлялась сомнительной, я сразу же телеграфировал в полицию Кана с просьбой о содействии. Прошу заметить, что этот человек, которого тут представляют невинной жертвой и великодушным героем, не только злоупотребил доверием Базиля Дрюжона, но проделал тот же трюк с Шабенами! С полной уверенностью заявляю, что ни тесть, ни супруга обвиняемого, Жермен, не знали о криминальном прошлом человека, которого приютили. Дюмон же сразу оценил все выгоды. Женившись на единственной дочке Норбера Шабена, уже десять лет как вдовца, он получал ферму с хорошим доходом и надежное убежище. Эти простые, порядочные люди ужаснулись, узнав о нем всю правду. Я сожалею о смерти мадам Дюмон, но каким потрясением для женщины, которая узнала, что любимый муж жестоко предал и использовал ее, могло стать такое разоблачение? Она словно обезумела, и доказательство тому — ее безрассудное поведение… Что касается семьи Руа и мсье Дрюжона, я какое-то время подозревал их в соучастии, но уже сами обстоятельства, приведшие к аресту, убедили меня в обратном!