— Папа! Папа!

Такие моменты, как тот, когда Жан смог наконец обнять свою маленькую дочь, навсегда остаются в памяти благодаря своему совершенству и интенсивности порожденных ими эмоций. Молодой отец, закрыв глаза от счастья, баюкал свое дитя в объятиях, упиваясь смесью запахов мыла, чистой одежды и теплого молока, который источала дочка. Это был лучший подарок после многих месяцев тоски, сомнений, отчаяния.

Фостин прильнула к нему, вне себя от радости и с этим детским восторгом в глазенках, какой бывает, только когда малыш снова обретает своего самого главного в мире человека.

Клер, сидевшая на нижней ступеньке лестницы, в полумраке, наблюдала эту сцену. Она хотела укрыться в своей спальне, чтобы не мешать, однако ее буквально не несли ноги. Сердце билось медленно, но сильно. Кружилась голова…

— Моя жемчужина, мое сокровище, моя красавица! — слабым голосом повторял Жан.

Он решился наконец полюбоваться ребенком. Фостин, разомлев от нежности, и не думала противиться. Мгновение — и он обнял ее снова.

— Моя девочка! Милая Фостин!

Раймонда терла нос, глотая слезы сочувствия. Леон, который держался с нею рядом, подошел, погладил ее по руке. Девушка шепнула ему на ухо, всхлипывая:

— А ведь красивый мужчина этот ваш Жан! Глазищи синие… Как говорится, такой и святую введет в грех…

Леон встревожился, приобнял ее крепче.

— Он тебе нравится больше, чем я?

Раймонда чмокнула его в щеку.

— Глупый! Я тебя люблю, а не его.

Матье, который играл в бабки возле печки, украдкой поглядывал на гостя. Так вот он какой, папа Фостин! Мальчику хотелось плакать: Клер предупредила, что он приедет и заберет девочку. Вдруг сверху дважды стукнули в пол: Базиль, по примеру покойной Ортанс Руа, напоминал о своем присутствии посредством ударов тростью.

— Дедушка Базиль зовет! — воскликнул Матье.

Хриплый голос спросил, приехал ли Жан. Леон крикнул, что да.

— Уже иду! — сказал Жан.

Не выпуская из рук дочку, он направился к лестнице, которая вела наверх, в спальни. Клер встала, прижалась спиной к стене. Жан только теперь ее заметил. Отшатнулся, чем обжег сердце молодой женщины больнее каленого железа, и прошел мимо нее.

— Здравствуй! — едва слышно прошептала она. — Первая дверь налево!

— Здравствуй! — ответил он, продолжая подниматься.