— Джексон, я предупреждаю тебя…

— Предупреждаешь меня о чем? Что ты собираешься делать, пап? Ударить меня? — Я широко развожу руками. — Я больше тебя. Ты мало что можешь с этим поделать, но, конечно, можешь попытаться.

Лицо моего отца приобретает десять оттенков бордового, жар поднимается от воротника его синей клетчатой рубашки на пуговицах. Она заправлена в джинсы «Рэнглер», коричневый кожаный ремень продет во все петли, пряжка ремня с символикой чемпионата по футболу спереди и по центру, почти размером с обеденную тарелку. Он заработал его в детстве — в средней школе — после завоевания титула чемпиона штата и с тех пор упивается этим.

На мой взгляд, те времена прошли. Он жалкий ублюдок, живущий прошлым, и если я позволю ему, он сделает меня несчастным.

— Думаешь, ты крутой, да?

— Нет. Просто думаю, что тебе пора отвалить.

Ноздри Джексона Дженнингса-старшего раздуваются в моем направлении.

— Все, что ты видишь вокруг себя, я помогал строить.

Смех вырывается из моего горла.

— В самом деле? Ты помогал строить этот дом, в котором не хотел, чтобы я жил? Странно.

— Следи за своим языком.

— Тогда перестань мочиться мне на спину и говорить, что идет дождь, — огрызаюсь я в ответ.

Я ожидаю, что он ударит меня или, по крайней мере, набросится, но он этого не делает.

— Если бы твоя мать могла видеть тебя сейчас, она была бы вне себя.

Я снова смеюсь.

— Как будто маме не насрать. Она не была здесь ни разу, и знаешь почему? Ей пришлось бы сидеть с тобой в машине шестнадцать часов, а мы все знаем, что она тебя терпеть не может. — Я ухмыляюсь.

Он даже не может этого отрицать.

— Кто научил тебя так разговаривать?

Я пожимаю плечами.

— Ты.