Светлый фон

Смыло водой.

Так же, как и все остальное выражение ее лица.

— Ты не отвечал на мои звонки, — говорю я тихо, потому что любая другая громкость, вероятно, произвела бы прямо противоположный эффект.

Она внезапно вскакивает. Движение происходит на одном дыхании, я ожидаю, что она бросится на меня, но она просто поворачивается и топает к своей входной двери.

Не так быстро.

Я хватаю ее за руку и разворачиваю к себе. Она дает мне пощечину, и от силы удара у меня на челюсти напрягаются мускулы.

Она чертовски уверена, что знает, как вложить весь свой вес в свои удары.

— Оставь меня в покое. — Ее голос гортанный, грубый, как будто она израсходовала все свои другие эмоции, и все, что у нее осталось, — это гнев.

Я слишком хорошо знаю это чувство. Я живу этим с тех пор, как потерял своих родителей, и я не хочу, чтобы она испытывала ту же пустоту.

Только не в мое гребаное дежурство.

— Ты уже должна была узнать, что я этого не сделаю. Мы связаны друг с другом, Наоми.

— Связаны вместе? — Она усмехается. — Чем? Твое ложью? Твоей гребанной игрой? Ставкой Рейны? Ты уже победил. Ты трахал меня, развращал и унижал сколько душе угодно, так что иди позлорадствуй об этом своим глупым друзьям и оставь меня в покое.

Апатия, стоящая за ее словами, выводит меня из себя. Люди думают, что ненависть — худшая эмоция, но это не так.

Безразличие, это самое худшее.

Тот факт, что Наоми так легко могла списать меня со счетов, заставляет моего уродливого монстра поднять голову.

— Вот тут ты ошибаешься, малышка. Я не могу оставить тебя, пока не закончу с тобой.

— С меня, блядь, довольно Себастьян! Я играла в твою игру, пусть и неохотно, и пришло время покончить с этим.

— Неохотно? К черту это. Ты наслаждалась каждой погоней так же сильно, как и я. Твоя киска душила мой член силой твоего возбуждения и страха, и ты кончила больше, чем любой из нас мог сосчитать. Так что не стой там и не произноси это слово неохотно.

— Это было только физическое воздействие. Я никогда не подписывалась на эмоциональное насилие! Так что, да, Себастьян, все кончено. В следующий раз, когда ты подойдешь ко мне или попытаешься прикоснуться ко мне, я подам на судебный запрет.

— И ты думаешь, что судебный запрет остановит меня?