Чувства требовали выхода. И Эми, которая не знала в своей жизни отдушины, решила создать ее прямо сейчас. Но далеко не для того, чтобы почувствовать облегчение. Ей не нужна панацея. Впереди — перед глазами — маячила высшая, настоящая цель. Сейчас, с первыми солнечными лучами, которые через грязное стекло и плотный туман пробивались внутрь, она приобрела понятные очертания.

Еще один мазок кистью, и полотно готово. Холст, полностью закрашенный всеми оттенками черного, синего и серого, был рожден почти в полной темноте. Если у углов было больше светлых оттенков, то из центра на зрителя смотрела самая настоящая бездна, неподдельная, опасная и пугающая. Мелкие уверенные мазки заполняли абсолютно все пространство, не оставляя свободного места или даже рамки. Они стремились слезть с полотна, просочиться сквозь бумагу, измарать своими грязными разводами все, до чего могли дотронуться. Вихрь из темных цветов, переходящих друг в друга, будто обладал своей собственной жизнью и, казалось, отвратительно пульсировал.

Эми опустила подрагивающую руку, и кисть сама выпала из ослабевших пальцев. Послышался стук, а на полу появилось новое грязное непроглядно-черное пятно.

— Вот, — с замиранием сердца произнесла Эми, смотря на свою первую настоящую картину. — Это ты.

Пульсация с рисунка пробралась в голову. Тихая, едва заметная, она напоминала биение чужого сердца, которое эхом раздавалось в мозгу, уходила вниз, согревала кору черепа.

— Похож, — без тени сарказма ответил Итан. Он смотрел через ее глаза, и Эми чувствовала, как его липкий страх постепенно переходит в ледяное отчаяние. Итан знал, к чему стремится Эми. Он проходил через все это не раз, и мог разгадать ее мысли еще до того, как они полностью сформируются. — Ты должна все это прекратить. — без строгости и без малейшей веры в собственные слова произнес он, видимо просто не в силах смириться с чужими поступками.

— Нет.

— Вы никогда меня не слушаете.

Ей хотелось в очередной раз возразить. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что слушает и слушала, но ведь это была ложь. Потому что в итоге Эми готовилась поступить так же, как и другие носители. Кошмар зиждился прямо вокруг нее, он замер в ожидании, когда же Эми соизволит открыть двери, что удерживает сокрытое в разуме человека безумие, когда примет все его грани, испытает на прочность свои возможности. Близость Кошмара пугала так, будто Эми стояла на шаткой доске, перекинутой через обрыв, где в самой сердцевине плескалась настолько непроглядная чернота, что голова начинала кружиться при одном взгляде на нее. Раньше Эми балансировала, пытаясь защитить свой разум, а теперь, познав потери на любой вкус и цвет и желая возвыситься над собой, готовилась разоварть его на части.