Её и без того бледное лицо вконец теряет все краски, а маска равнодушия с треском ломается.
Что и требовалось доказать.
Она простит меня. Обязательно простит и бросит всё, что ей дорого, чтобы уехать со мной, если я всё ей объясню и извинюсь. А затем в скором времени я опять сотворю нечто, что разобьёт ей сердце. И так будет происходить по кругу. Снова и снова. До бесконечности. Потому что иначе я не умею.
– Что-то ещё? – ещё тише произносит Мили, и нечто острое полосует всю грудину изнутри. Безумным тремором разбивает мышцы, кости и весь набор органов.
Как можно глубже заталкиваю этот рвущийся наружу посыл и высекаю безразличным голосом:
– Если ты ждёшь, что я начну оправдываться, то напрасно.
Судя по тому, что Мили вздрагивает, словно от удара, мне удаётся скрыть от неё всю эмоциональную дичь, кромсающую меня сейчас на щепки.
– Я ничего от тебя больше не жду, – её глаза наполняются злостью. Отлично. Уже лучше. Но этого всё равно мало.
– Вот и прекрасно. И была бы ты чуточку умнее, никогда ничего от меня не ждала бы. Я ведь предупреждал. Тебя все предупреждали.
– Ну, значит, я редкостная дура, которой требовалось самой наступить на грабли, чтобы убедиться в твоей дерьмовости.
– Получается, что так.
– Получается, что так. У тебя всё? – резко спрашивает она, готовая в любой момент сорваться с места и сбежать, но увы, я ещё не закончил.
Раз уж дал слабину и припёрся к ней, я должен сделать и что-то хорошее.
– Нет, не всё.
– Тогда, давай, быстрее. Меня уже ждут.
Грудь будто секирой пронзает. Рассекает плоть, обжигает волокна жаром и отравляет кровь безумной ревностью. Я прикусываю язык до крови, лишь бы не начать выпаливать все интересующие меня вопросы. Один за другим. Мысленно приказываю ногам прирасти к земле и сжимаю рукоятки сумки до хруста в костяшках, лишь бы не подбежать к Мили и не вцепиться в неё как ястреб в свою добычу, а затем держать её долго-долго в своих руках. Лучше до конца жизни. Целовать, душить в объятиях и повторять, что никуда и ни к кому я её не отпущу.