Первый и последний раз в жизни я стоял перед женщиной на коленях тогда. После того, как вышвырнул ее голую на улицу в снег и дверь закрыл, слышал, как она кричит и стучит, и плачет там, я все слышал, и друзья смотрели на меня со смесью жалости и страха, ведь я сказал.
Любому шею сверну, только попробуйте впустить ее.
Сказал и заставил праздновать.
И друзья пили, словно под дулом пистолета, и ее подружки-шлюхи жались на диване друг к дружке, а я въехать не мог, в каком моменте своей жизни ошибся, почему не уследил за ней, моей женщиной, как такое с нами случилось, может, не я виноват был, а просто все они шлюхи?
Я вышел тогда, босиком на мороз, к ней, спросить хотел.
А она стояла у двери, голая, и губы синие, и кожа, покрытые инеем светлые волосы, снегурочка, будто знала, что в тепле растает, и в сауну не рванула, так и осталась стоять.
У нее шок был.
А меня как подстрелили, когда взглянул на нее.
Упал перед ней на колени, это лучшим решением казалось - заморозить ночь, и нас, и чтобы время дальше не двинулось, замерло, и мы остались вдвоем, там, на заднем дворе, ведь сломанное не склеить, а отпустить не можешь, дальше, без этого, смысла жить никакого нет.
Для меня.
Она же спустя долгие секунды моргнула белыми ресницами, покачнулась, сделала шаг, другой, и упала в сауну, на руки подружкам, которые визжали у меня за спиной на один высокий голос и ахали, а я коленями в снегу стоял, пил виски из горла и думал.
Что лучше сердце себе вырвать, чем еще раз так вляпаться в эту херню.
И я потом привык.
Женщины - товар, а я покупатель, на один час, на два, может быть, на неделю, но любовь есть лишь ночью в постели, а за ее пределами…проще вырвать сердце.
До Рождества несколько месяцев.
Сейчас на небе звезды, и ветер теплый, полуоблетевшая желтая листва шумит. Я качаюсь, и качели в тишине ночи скрипят.
И скрипят ворота, негромко, они разъезжаются, и на участок вплывает белый Роллс Ройс брата.
Поднимаюсь, отряхиваю брюки. Шагаю к Нику, который в свете фонаря паркуется перед домом.
Брат выходит на улицу, хлопает дверью.
Замечает меня и щурится и, сунув руки в карманы джинсов, лениво шагает навстречу.