Думать о том, как его друг оказался здесь и что ему тут понадобилось, Кларский не стал. Он просто молча наблюдал за тем, что Оля выходит из авто, видит Диму и почти бежит к нему, чтобы обнять. Тот в ответ гладит ее по спине, они о чем-то говорят, стоя друг напротив друга, а после целуются.

Никита негромко сказал только лишь одно слово. А после откинулся назад и сложил руки на груди и словно замер, одеревенел. Нике стало страшно. Вроде бы он сказал это слово совершенно спокойным тоном, но всего от четырех звуков мороз по коже! И вообще, что происходит? Не успела Оленька кинуть Никиту, а уже с кем-то милуется? Да ладно! Ей, Нике, с самого начала было понятно, что у нее кто-то есть! А этот парень в спортивном костюме, гладящий личико Оленьки большими пальцами, – не его ли подвозил не так давно Кларский? А не он ли сказал ей тогда по телефону, что Оля в душе?

Кларский небрежным жестом открыл бардачок и вытащил на свет Божий железный кастет. Ника думала, что сейчас он откроет дверь и ломанется к этим двоим, но парень спокойно надел кастет на пальцы правой руки, а кончиками пальцев левой неспешно проводил по холодному металлу.

Выходить никуда он не спешил. Явно пока что наблюдал за парочкой. Ника тоже наблюдала, предчувствуя что-то плохое. Правда, говорить что бы то ни было Нику она боялась. Мало ли что ему в голову взбредет, идиоту.

Светловолосая девушка глядела на затылок Кларского, а он молча смотрел на целующихся сквозь лобовое стекло. Он был обманчиво спокойным, но девушка явственно чувствовала его искреннюю ярость. Да и сама она была возмущена. Оленька та еще стерва!

– Это… та, которая тебе нравится? – все ж произнесла девушка вслух. – Она твоя девушка, да?

– Да.

– Это… ты выйдешь к ним? – осторожно спросила Ника, поглядывая на кастет. По ходу, Укроп сейчас не в адеквате, он явно на грани, хоть с виду и спокоен. Страшно спокоен. Если выйдет с этим кастетом на того парня, тому, наверное, придется «скорую» вызывать. Хотя нет, судя по застывшей на веках Никиты прозрачно-туманной корочки злости, – катафалк.

– Выйду, – в тоне парня не было сомнений.

– А почему не сейчас?

– Потому что я жду, – было ей ответом.

– Чего?

– Развязки. Завязывай с вопросами, – хрипло отозвался Никита.

В салоне повисло тягостное молчание. Кларский смотрел на этих двоих с затаенной жадностью, с потаенным мазохизмом, то ли сам себя наказывая за что-то, то ли не в силах поверить в происходящее, то ли просто завороженный увиденным. Нике стало не по себе. Ей казалось, что сейчас произойдет что-то страшное, непоправимое, и то, что они с Никитой находятся тут – это неправильно. Как назло, на улице, на которую опустились сумерки, никого не было.