Чтотутделаютфрогийцы, чёрт бы их побрал?

Я исползала на брюхе половину сада, но Серёжу не нашла.

— Эй,пидорбородатый!Выходис поднятыми руками, — услышала я его голос, и сердце в который раз зашлось от счастья. –Выходи, мать твою за ногу! Я сейчас гранату к тебехуйну! — перешёл Серёжа накижанский.

— Серёжа! — тихо позвала его я. — Серёжа! — крикнула чуть громче.

— Да не ори ты, мать твою! — раздался снова его голос возле гаража.

Разревевшись от нахлынувших эмоций, я завиляла задницей туда.

— Я же сказал,домасидеть? — рассмеялсяСерёжа, когда я добралась донего. –Брониквподмыхахне жмёт?

Он лежал, привалившись спиной к гаражу. Его бледное лицо покрылось испариной, плечо всё в крови. Сложно было сказать, что там за рана, но он был жив! Это главное!

Я бросилась к нему вобъятия. Целовалав лицо,в голову, в руки... Как будто бы это был подходящий момент, чтобы выразить свою радость.

— Кто это, Серёжа?

–Недобиткисеверян.Дезертиры. Там ещё один, — кивнул он на дровник. — Похоже, у него тоже патроны закончились.

— Значит, я вовремя? — сквозь слёзы рассмеялась я, протягивая Серёже автомат.

Слава богу, это неберлессы!

— Онпо-кижанскине понимает. Ипо-берлесскитоже. Скажи ему на вашем, чтобы сдавался ивыходилс поднятыми руками.

— На нашем? — отчего-то обиделась я.

— Бля, давай не сейчас? — скрипнул зубами Серёжа. — Я по-лягушачьи не балакаю.

— Какой же ты... — осуждающе покачала головой я. Потом Серёжа заржал, как будто бы его шутка про лягушек была очень смешной, а вовсе не националистской. — Выходите с поднятыми руками! — грозно крикнула я нафрогийском. –Иначе,мы кинем гранату!

— Не стреляйте! Я выхожу! — раздалось из сарая.

Дверь заскрипела и из неё, пошатываясь, вышел мужчина. На нём была чёрнаяфрогийскаяформа с нашивкой"Press". Лицо его заросло бородой и было грязным, но я сразу узнала его, как и он меня.

— Анна? — удивился Марсель не меньше моего. — Не стреляйте, умоляю!