— Нет, дядя, — пожаловалась Кэт. — Все только начало набирать обороты.

Мои ноги свисали с пола, когда Ронан держал меня за талию. Обычно он был таким теплым, но сейчас его рука горела, как ледяные кандалы. Они обменивались резкими словами, но звон в ушах заглушал их. Моя грудь тяжело вздымалась от напряжения, хотя гнев исчез, оставив холодную отстраненность позади.

Надя встала и вытерла с лица кашу, глаза ее злобно блестели.

— Она не знала, — рассмеялась она, а затем слегка надула губы. — Надеюсь, это не должно было стать сюрпризом.

Ронан кипел, его ярость вибрировала в груди.

Надя с кинжалами в глазах уставилась на меня.

— Я должна была догадаться, что ты будешь такой же, как твоя мать. — она заметила неуверенность в моих глазах и рассмеялась. — Ты не знаешь о своей дорогой старой матери?

— Zatknis[124], — зарычал на нее Ронан.

— Нет, — ответила я. — Я хочу услышать, что она скажет.

Надя удивленно приподняла бровь.

— С чего бы начать?

Когда Ронан повернулся, чтобы вынести меня из комнаты, в моей груди взорвался вулкан из-за оставшихся без ответа вопросов и необходимости знать правду. Я яростно сопротивлялась, проклинала его, и когда сказала ему, чтобы он никогда больше не прикасался ко мне, он, наконец, отпустил меня.

Надя наблюдала за этой сценой с ядовитым выражением лица и, наконец, перевела взгляд на меня.

— Должна ли я начать с плохих новостей или с чуть менее плохих?

— Просто скажи уже, Надя, — рявкнул Ронан.

— Ну… — она посмотрела на свои ногти. — Ходили слухи, что Татьяна была шлюхой, которая любила грубость. И когда я говорю «грубость», я имею в виду ножи и животных. — она сморщила нос. — Но я полагаю, что на самом деле она известна тем, что сделала для твоего отца. Она увидела на улице симпатичную девушку, очаровала ее своим Bugatti и — пуф! — девушку больше никто не видел.

Я уставилась на нее. Мое сердце бешено колотилось, но разум онемел.