Ее голос звучит так, словно она действительно не верит, что я могу быть правдой. Я и сам не верю, что она здесь — из плоти и крови, так близко. Что я вновь держу ее, и жизнь наполняется смыслом.
— Тебя здесь нет! Нет… нет… — вдруг она качает головой, и я знаю, как она хочет оттолкнуть меня, и пытается это сделать. Не обращая внимания на людей, я прижимаю ее к стеклу, вжимая в дверь телом. Ладони кладу на ее щеки, вытирая слезы большими пальцами.
— Тсс, маленькая моя. Девочка моя, я здесь. Прости меня, — она дрожала в моих руках, глядя на меня с недоверием.
— Ты уйдешь? — просто спрашивает она, и у меня есть только один ответ на этот вопрос.
— Я не хотел причинять тебе еще больше боли. Поэтому я…
— Да как ты мог так подумать? Неужели еще тогда в клинике не понял, что ты нужен мне любым? Что я уже не могу иначе? Что лучше так с тобой, чем как угодно без тебя?! — наконец сорвалась она едва слышным шепотом.
— Ты мое спасение, — уткнулся лбом в ее влажный лоб и зажмурился. Боль сковала грудь. Медленный выдох и снова вдох… ее запах.
Эти губы, приоткрытые рядом. В горле пересохло от волнения, словно мне предстоит поцеловать ее в первый раз.
— Кай.
— Со мной будет сложно.
— Я хочу, чтобы было сложно. Со мной тоже.
— Я обожаю трудности.
— Ты снова уйдешь…
— Нет, Леа, на этот раз нет. Я не отступлюсь. Я принял решение, и оно непоколебимо. Я никому тебя не отдам. Я никогда не смогу делить тебя с кем-либо, — я знал, о том, как ей нужны эти слова. И это не просто слова. — Ты моя. Моя. Моя кровь, дыхание, жизнь и крылья. Ты всегда была моей, c того момента, как я тебя увидел. Стал одержим. Обещаю, я не отступлюсь. Ты — мой якорь.
— Это все сон… сон… это правда ты? — всхлипывает она, в ответ я потираюсь носом о ее нос.
Медленно провожу языком по ее губам. Возбуждение, тоска, любовь, все это… снова наше безумие. Заявилось на порог и пробило двери в наши души.
Леа отвечает мне. Она больше не может вырываться, несмотря на то, что я уверен, что мне еще придется побегать за ней, чтобы получить прощение девушки. Но сейчас наши губы ласкают друг друга, пока я шепчу на выдохе:
— Если ты мой сон, то я не хочу просыпаться, — глаза Леа выглядят удивленными, будто она что-то вспомнила.
— Это был ты? Все это время? — она вдруг начинает плакать навзрыд, и я обнимаю ее еще крепче, заглушая стоны и плач поцелуями.
— С первой секунды, — просто отвечаю я, вспоминая то, что было написано в записке, которую я оставил Лейле в пиджаке.