Светлый фон

Как бы счастлива наедине с собой я не была, я схожу с ума от тоски по Каю Стоунэму.

Теперь это внутри меня. Наша любовь внутри меня, под сердцем. То, что всегда будет к нему тянуться, то, что навеки должно было связать нас…

Наша любовь внутри меня, под сердцем.

Я провожу рукой по животу, поправляя довольно просторную кофту. Эфир закончен, и, перекинувшись с журналисткой еще парой фраз, я выхожу из студии, вдыхая полной грудью.

Солнце приятно пригревает мои щеки, и… не знаю почему, но пульс становится быстрее, а дыхание перехватывает. Все потому что я иду мимо кофейни, которую так обожала еще лет пять назад. Сколько дней и вечеров я провела в своем любимом столике у окна, наблюдая за прохожими? Аромат кофе ударил в ноздри, я почувствовала, как губы растягиваются в улыбке.

Однажды один неизвестный даже передал мне пиджак, когда я замерзла. Я рассчитывала найти в кармане пиджака номер телефона, удостоверение личности или что-то вроде того, но никак не маленькую записку с теми словами.

Это было бы очень оригинальное знакомство. И первые дни после того случая я не раз мучила себя мечтами о том, что я бы познакомилась с этим наверняка романтичным, но, судя по всему, не очень смелым мужчиной.

Иначе, почему он просто не познакомился со мной? Как бы сложилась моя судьба, если бы мы с ним встретились?

Я всего лишь возьму один маленький капучино…

Захожу в кофейню, сразу бросая взгляд на предложение дня: тыквенный латтэ и круассан с клубникой. Жуткое сочетание для фигуры.

Стою у витрины с выпечкой, как завороженная. Я не очень люблю мучное, но выглядит все так красиво… ностальгия. Нужно будет чаще заходить в эту любимую кофейню.

Красные ягоды на торте напоминают мне о своем, о том, что только для нас с Каем имеет значение. Как он ведет клубникой по моему животу и опускает руку ниже… замирает, вращая ягодой в чувствительном месте.

Как он ведет клубникой по моему животу и опускает руку ниже… замирает, вращая ягодой в чувствительном месте.

Все, хватит.

Бариста улыбается мне и спрашивает мое имя. Раньше я всегда отвечала «Мелисса» или «Лиса».

Но теперь я знаю, кто я.

— Леа, — тихо улыбаясь, произношу я.

— Очень нежное имя, Леа, — знаю, это его работа говорить мне милые вещи, но мне все равно приятно. И одновременно неприятно, потому что я хочу слышать это имя только из уст одного мужчины.

Затылок покалывает, словно кто-то сверлит меня взглядом. Я оборачиваюсь с какой-то глупой надеждой…

Дурочка. Его не может быть здесь. Забудь.