Нет, на сегодня, в свой тридцать один, она по-прежнему была счастливой. У нее был любимый муж, которого она все так же боготворила. Трое замечательных детей, которых она любила больше жизни. Прекрасный и уютный дом, который они с Егором вместе строили. Но, заглянув в прошлое, она вдруг перестала быть взрослой, ответственной и собранной матерью. Снова почувствовала себя восемнадцатилетней и беззаботной. Влюбленной в Аравина до безумного состояния, в мире, ограниченном только им одним. И спустя годы это снова ощущалось как-то по-новому взрывоопасно. Ее грудную клетку буквально расперло от любви и тоски.
Может, усилителем всех этих воспоминаний послужила еще и разлука. В этот раз она с сыновьями не поехала за Егором в другую страну. Расстались на три месяца, которые требовались для подготовки к поединку. Полинке вчера только исполнилось семь месяцев, а на момент отъезда Егора было, соответственно, на три меньше. Да и бабу Шуру стало непросто оставлять. Возраст не тот уже. А сейчас с ними еще и Нина Михайловна жила. Обе требовали внимания и определенной помощи. Но главное, Стасе было спокойнее, когда она могла двадцать четыре часа в сутки держать в поле зрения своих детей и своих бабуль.
Устала. Конечно, устала. Морально и физически. Несмотря на помощь прислуги и все необходимые удобства в доме. И поняла об этом, только увязнув в воспоминаниях. А они, как живые, наполнили душу изнутри, разлетелись, затрепыхались, усиливая все ощущения. Как же ей захотелось увидеть Егора! До боли просто. Отчаянно. Жизненно необходимо. Хоть голос его услышать.
Достав из кармана кофты телефон, набрала номер.
С первого этажа донесся плач Полины, и Стасе пришлось вернуться в свое собранное взрослое состояние. Выдохнуть и взять себя в руки. Хотя плач девочки стих, нужно было поспешить. Баба Шура и Нина Михайловна наверняка уже занялись правнучкой, но кормление Стася им не доверяла. Голодной Полина Егоровна становилась несносной. Быстро собрав фотографии в картонную коробку, запихнула их под кровать Димки. Решила ночью забрать, чтобы со спокойной совестью рвать себе душу. А сейчас она нужна была детям.
У подножья лестницы ее встретили сыновья. Оба сидели прямо на полу, но с книгами.
– Ну что? – привычка разговаривать в унисон у них все-таки неискоренима.