“Алрой!” – воскликнула коленопреклоненная.

“Чей это голос?” – вскрикнул Предводитель изгнания, – “Словно давно слышанная музыка. Поверить невозможно! Ширин?”

“Они называют меня твоею несчастной жертвой”.

“Видеть здесь тебя – казнь хуже посажения на кол! Страшусь встретить твой взгляд. Зачем тут факел? Пусть судьбы наши черные сольются с тьмой непроницаемой, и та поглотит их”.

“Алрой!”

“Вновь голос! Как и я, она, должно быть, обезумела от мук”.

“Предводитель, – сказал Хонайн, кладя руку на плечо узника, – прошу, уйми волнение. Ради спасения можно потерпеть и боль. С тобой друзья, и нет у них желания иного, помимо твоего благополучия”.

“Благополучие? Звучит насмешкой. Спасение против воли равно убийству”.

“Молю, опомнись! Прежде, да и сейчас, пожалуй, имя твое рождало и рождает трепет и благоговение в сердцах. Пристало ли Алрою здравомыслие терять? Как поле боя иль дворец, застенок может стать ареной явления геройства и величия души. Жизнью пренебрегать преступно, ибо тело есть храм для вмещенья духа, исполняющего волю Бога. В положении халифа иль пленника, Алрой – помазанник, и нет в подлунном мире равного ему. Неужто он смиренно пойдет на казнь, как разбойник, живущий волею судьбы и ей не угодивший? Пророчу: ты выберешься из беды!”

“Где скипетр? Подай его сюда! Ах, нет, не к тому брату я обращаюсь!”