Герик трижды протрубил в рог, и на стене показались норманны, приветствующие своего предводителя. Все выглядело вполне мирно, но у Эммы невольно сжалось сердце при взгляде на мощь этих стен. Удастся ли ей покинуть их когда-либо? Чем обернется для нее этот новый плен?

Едва въехав в широкие ворота, ведущие во двор, Герик принялся подпрыгивать в седле и завывать по-волчьи, так что конь под ним забеспокоился и заплясал. Его люди вторили предводителю. Эмме стало жутко, словно она попала в царство оборотней. Из всех углов несло тлением, прямо у ворот громоздилась куча навоза. На фоне светлого неба посреди двора отчетливо вырисовывалась оскаленная человечья голова, надетая на острие пики. Борода в сосульках запекшейся крови, сморщенная желто-синяя кожа. Теплый ветер шевелил пыльные, свалявшиеся пряди волос. При виде ее Герик захохотал, сорвал с шеста, звучно чмокнул в губы, а затем, словно играя в мяч, подбросил и поймал. Эмма в ужасе отвернулась. Лаяли, натягивая цепи, огромные черные псы. Викинги подняли неимоверный грохот, колотя оружием о щиты, приветствуя возвратившихся. Отряд окружили, засыпали воинов вопросами. Герик отвечал, и его ответы, видимо, пришлись по душе воинам. Они заголосили, и еще яростнее загремели щиты.

Ролло и Эмма оказались в стороне. Собравшихся занимали лишь Герик и то, что он сообщил. Ролло перекинул ногу через холку и неторопливо сошел с коня. Затем осторожно опустил на землю девушку.

– Если хочешь остаться невредимой, не забывай, что ты невеста моего брата.

Эмма ничего не ответила, продолжая осматриваться. Некогда мощеный двор теперь походил на раскисшее болото. Плиты ушли в зловонную жижу, сквозь них проросли крапива и чертополох. Здесь же бродили свиньи, а какие-то лохматые, мрачного вида люди вилами выгребали навоз из ближнего хлева. Строения в основном были деревянными: риги, амбары, длинные кладовые из грубо отесанных бревен, жилые постройки с высокими кровлями, с вырезанными на коньках оскаленными драконами. Только стена и старые башни были сложены из камня. Башни казались темными гигантами. Одна из них была наполовину разрушена и стояла в низине, с двух сторон окруженная водой. Зато другая находилась неподалеку от входа, и хотя ее фундамент был покрыт мхом, а по стенам вился плющ, кровля была новой, а окна закрывали ставни из светлого дерева.

Оглянувшись, Эмма увидела, как по крутым ступеням длинного строения, примыкающего к башне, тяжело спускается седоусый, еще крепкий норманн. Одна рука его, сухая и искривленная, висела вдоль туловища, ноги на франкский манер были перевиты ремнями, расшитая на рукавах золотом зеленая туника вся в пятнах и обтрепана по краям, а длинные седые волосы, словно корона, стягивал широкий обруч с грубо шлифованными пестрыми каменьями. У него были такие же зеленые, как и у Герика, глаза и крючковатый нос. Старик усмехнулся, обнажив стертые гнилые зубы, и обнял одной рукой подошедшего к нему сына. Викинги вокруг зашумели. Герик что-то сказал, и тот громко захохотал. Затем Герик указал на Ролло. Старик застыл, злорадно усмехаясь, и торопливо сошел с крыльца. Ролло возвышался над ним почти на голову, и старый норманн глядел на него снизу вверх. Среди злорадно пересмеивающихся данов Ролло так выделялся своей статью и держался с таким достоинством, что Эмма ощутила нечто похожее на гордость за него. Когда один из воинов Герика попытался его подтолкнуть, Ролло лишь слегка повернул голову, и дерзкий попятился, стараясь затеряться за спинами соотечественников.