Они оба поняли, о ком он спросил. Внутри что-то болезненно дрогнуло, и Женя поспешила отвернуться, будто её привлекла одна из картин.
– Теперь Бертин здесь, в своём творчестве. И люди должны её знать и помнить! – с горячностью произнёс Фабрис. – И я не жалею, что тайком стащил картины с чердака. Пусть и был за это избит!
– Что?!
Женя изумлённо уставилась на мужчину, но на антрацитовой коже лица, конечно, никаких следов побоев не наблюдалось.
– Ну ладно, не избит, – ухмыльнулся он. – Но пару раз Эду мне точно успел врезать. Зато он спустил пар, и теперь я могу, не таясь, нести в мир творчество моей покойной талантливой подруги.
– Согласна, – Женя кивнула, улыбнувшись. – Порыв достоин уважения.
– Знал, что ты меня поймёшь, капустка моя. Твоя подруга тому пример. Когда кто-то заказывает копию с картины из этой коллекции, у меня на душе становится чуточку светлее.
– Что ж, и я рада, что приехала сюда. Наш разговор помог мне разобраться во многом.
Фабрис склонился к ней и расцеловал в обе щеки, а вместо третьего поцелуя тихо произнёс, пристально глядя в глаза:
– Съезди к нему.
Его тихая просьба набатом отдалась в ушах и обдала морозом, заставив поёжиться.
– Я… Я не могу.
– Пожалуйста. Он мечется, как раненный зверь. Музей закрыл. После пожара отменил все брони на номера в отеле. Колоссальные убытки… Но дело, конечно, не в деньгах, а в нём самом.
– Я не знала… Но зачем? Я не понимаю. Даже если ему так ненавистен теперь отель, зачем же всё закрывать? Рушить дело своей семьи! Мог бы уехать в Экс и жить там. Нанял бы нового
– Не всё так просто, – Фабрис вздохнул. – Сбежать и бросить всё было бы проще. Перевернуть страницу. Забыть. Но Эдуар винит себя в том, что произошло с Бертин и чуть не случилось с тобой. Понимаешь, так он наказывает себя! Вновь и вновь переживает горькие воспоминания.
– Я вряд ли смогу на это повлиять и вооб…
– Теперь